Читать книгу - "Лихо - Кирилл Викторович Рябов"

— Присаживайтесь, — ответила Катя.

Они сели напротив. Она осматривалась. Он внимательно чуть-чуть исподлобья глядел на Катю.

— Только Маша не няня, а младший воспитатель. Но в остальном все верно.

— А какая разница между няней и младшим воспитателем? — спросил он.

— В общем, разницы нет. Просто должность теперь называется иначе.

— Вот как, — кивнул он.

— А вы знаете, чем отличается экорше от эщкере? — внезапно спросила она.

— Честно говоря, первый раз слышу эти слова.

— А.

Кажется, она едва заметно ухмыльнулась.

— И чем они отличаются? — спросила Катя.

— Это в принципе не имеет значения, — вмешался он. — Давайте к делу. О чем вы хотели поговорить?

— О вашем сыне, конечно. Нам необходимо обсудить кое-что серьезное. Для этого я вас и вызвала.

«Эщкере — экорше — эршоке — эщерке — эркеще», — крутилось в голове.

— Вызвали? — спросила она. — Так говорите, будто мы ваши подчиненные.

— Нет-нет. Я хотела сказать, что пригласила, конечно, — смутилась Катя. — Давайте познакомимся. Меня зовут Жукова Катерина Дмитриевна, я заведующая детским садом.

— Да, у вас на двери это написано, — сказал он. — Рады знакомству, как говорится.

Она достала из сумочки «Твикс-мини» и отправила в рот, содрав шелестящий фантик.

— А мне? — Он протянул ладонь.

Она достала «Сникерс-мини».

— Я хочу «Твикс», — сказал он.

— Это был последний, — ответила она. — И он подсох. Бери «Сникерс».

Катя кашлянула. Они одновременно на нее посмотрели.

— Болеете? — спросила она.

— Вовсе нет.

— Дать вам пастилку для горла? — спросил он.

— Спасибо, не надо, — медленно ответила Катя. — У меня не болит горло. Я здорова.

— А кашляете, — сказала она. — Или это из-за курения?

— Я не курю.

— Бросили?

— И не курила никогда. Отвратительная привычка. Терпеть не могу табачный дым.

— Не хочу «Сникерс», — сказал он.

— А «Баунти»?

— Ну давай…

Он содрал фантик и сунул конфетку в рот.

— Ой, а вы не хотите? — спросила она. — Есть еще пара «Сникерсов», есть один «Марс», «Баунти» и «Кит-кат».

Катя сцепила пальцы в замок.

— Давайте поговорим о вашем сыне.

— И то верно, — согласился он. — Говорите.

— Ну…

Ее перебил смартфон, заигравший песню «I'm Deranged». Звонил Валерий.

— Простите, — пробормотала Катя.

«Валерик пропал», — промелькнуло в голове. От этой мысли у нее потемнело в глазах.

— Ничего страшного, — ответила мама Гитлера.

— Да, — сказала Катя шепотом. — Что случилось?

— Я хочу тебе кое-что показать, — ответил Валерий. — Только что придумал.

— Ты о чем?

— Послушай. Грех! Грех! Огонь! Огонь! На колени, безволосые! Целуйте следы наших ног! — заорал Валерий. — Бездушные животные, вы не заслужили иной участи! Только копошиться! Ползать! Издавать постыдные звуки! Ваши мягкие животы, о, ваши мягкие животы!

— Подожди! Стой! Что ты говоришь?

— Бездна и тьма! Ураган! Восторг! Немыслимое! Невыносимое! — продолжал Валерий.

— Да что ты несешь?!

— Я это написал сейчас, — ответил он. — Монолог Горохова.

— Какого Горохова?

Валерий засопел:

— Это герой моей пьесы. Ты забыла?

— Послушай, мне некогда. Я работаю…

— А я нет? И вообще, что ты хочешь этим сказать? На что ты намекаешь?

— Ни на что. Просто мне некогда. С Валериком все в порядке?

— А при чем тут Валерик? Он уроки делает.

— Я перезвоню.

Катя нажала отбой. От смущения хотелось стать невидимой. Родители Гитлера внимательно смотрели на нее.

— Все в порядке? — спросил папа Гитлера. — Можем продолжить?

— Да, — отозвалась Катя. — На чем мы остановились?

— Мы еще даже не начали, — сказала мама Гитлера. — Вы все хотите что-то про нашего сына сказать.

— Да. Так вот.

Катя приоткрыла рот и тут же закрыла. А как правильно это что-то сказать? Валерий сбил с толку. В голове крутилось: «Грех! Огонь! Ураган! На колени!»

— Э-э-э, — сказала Катя. — Ну-у-у… А вы сами не догадались еще?

Они переглянулись.

— А должны? — спросил папа.

— Думаю, не должны, — сказала мама. — Странный какой-то разговор, Катерина Дмитриевна. Что-то мне стало не по себе.

— А я, кажется, понимаю, в чем дело. Хотя и не уверен.

— Правда? Скажи.

Папа свел пальцы в троеперстие, будто собираясь перекреститься, и потер большим о средний и указательный.

— Об этом речь? — спросил он, глядя Кате в глаза.

— Ну, начинается! — сказала мама. — На что в этот раз? Очередной ремонт? Замена сантехники?

— Может, опять нужен свежий песок для песочниц, — хмыкнул папа.

Катя слегка вспотела и ощутила нехватку кислорода.

— Да вы что! — сказала она. — Как вам в голову такое пришло?

— А что тут удивительного? — ответила мама. — Ваша предшеф… Предшвест…

— Предшественница, — четко выговорил папа.

— Да. Она постоянно ремонтировала. Правда, не очень заметно.

— Ее, как видите, уже уволили, — сказала Катя.

— Пф-ф-ф. Я узнавала, она теперь директор в детском доме, — сказала мама. — Хорошо быть дочерью депутата.

— Или сыном, — сказал папа.

Смартфон издал плямканье. Катя посмотрела. От ее мамы пришло голосовое сообщение. Длинное. Что там опять случилось? Стало тревожно. Разболелась голова. Захотелось вдруг попросить этих людей уйти, а потом залезть в шкаф и свернуться в позе эмбриона.

— Дома неприятности? — спросил папа.

Катя погасила экран.

— Простите, но вас это не касается.

— Безусловно, — хмыкнул он.

— Прощаем, — добавила Гитлериха.

— Давайте уже обсудим вашего сына.

— Так мы никак дождаться не можем. Начинайте. Мы слушаем, — сказал папа.

Катя сцепила руки так сильно, что ладоням стало горячо.

— Я пытаюсь быть деликатной.

— Это похвально. Мы это ценим, — ответил папа. — Только вот у нас мало времени. А разговор все не начинается. Давайте я вам помогу. Хорошо? Наш сынок нахулиганил? Может, он кое-что показывал девочкам? Или их просил показать?

— Насколько я знаю, ваш сынок ведет себя очень хорошо, — ответила Катя.

— Ну да, мы постоянно спрашиваем у няни, то есть младшего воспитателя, как он себя вел. И ни разу не услышали ни одного замечания, — сказала мама.

— Так в чем же тогда дело? — спросил папа.

— Дело в его имени. Оно чудовищное! Как вам вообще могло прийти в голову так назвать ребенка?

Сказав это, Катя испытала такое облегчение, что захотелось развалиться в кресле и вытянуть ноги. Она даже слегка улыбнулась.

— Ты слышала? — спросил папа у мамы.

— Я же не глухая, — ответила мама папе.

— И кто-то тут говорил о деликатности. Поразительно!

Мама закатила глаза, поджала губы и медленно пожала плечами:

— Хамство. Других слов не подберу.

— Но послушайте, — сказала Катя. — Вы же сами все прекрасно понимаете! Ладно бы мальчика звали… Не знаю… Да как угодно! Хоть Индюк. Хоть Винегрет. Тоже хорошего мало, конечно. Но хотя бы не возмутительно.

— Какой индюк? — сказал папа. — Что вы несете?

Мама достала из сумочки смартфон и нацелила на Катю.

— Я предлагаю вам два варианта… Вы что, снимаете меня? Перестаньте, пожалуйста.

Мама только ухмыльнулась.

— Это наше законное право, — сказал папа.