Читать книгу - "Три билета в кино - Яна Эдгаровна Ткачёва"

Используя спину друга как маяк в ночи, я двинулась следом, но не успела вовремя сориентироваться, когда он остановился, и врезалась. А-а-ай, дорогой мой, когда ты стал таким твердокаменным?!

– Во всем виновато плавание, милочка, – хихикнул Жека, и я поняла, что последнюю фразу сказала вслух.

– Боже, дети! – Сашка закатил глаза. – Вам больше не наливаю! – но вид у него был хитрый и довольный.

Я со стоном повалилась на ковер, широко раскинув руки и ноги. Мне было так хорошо, словно я умиротворяюще покачивалась на волнах. Сашка возился с чем-то, ворча.

– Что ты там делаешь? – поинтересовалась я.

– Подключаю систему, чтобы опробовать свой подарок, – по его голосу я поняла, что он не такой трезвый, каким хочет казаться.

Жека улегся недалеко, я почувствовала, как наши головы соприкоснулись, и, скосив глаза вправо, увидела его ноги. Пошарив ладонью по ковру, нашла его руку и, обхватив ладонь, переплела свои пальцы с его.

Тишину нарушили звуки «Весны священной». Я удивленно распахнула глаза, а Жека приподнял голову с недовольным видом. Сашка, закончив возиться с техникой, подполз с левой стороны и улегся точно как Жека, мы образовали круг. Я протянула ладонь и ему, и через секунду наши пальцы переплелись тоже. Мне казалось, что я слышала, как мальчишки тоже взялись за руки. Меня посетило чувство такой целостности, будто энергия перетекала между нами, образовывая прочную, как стальной трос, связь. Легкая невнятная мысль на краешке сознания начала оформляться во что-то ясное и простое, но тут пронзительная великолепная музыка Стравинского унесла вихрем любые мысли и идеи. Я просто растворилась в каждой ноте.

Через несколько минут Жека пробормотал:

– Довольно жутко звучит.

– А мне нравится, – Сашка счастливо вздохнул, и я благодарно сжала его ладонь.

– Знаете, – Жека снова подал голос, – мне немного тревожно становится от этих мотивов, словно кто-то пенопласт крошит или ногтем по доске проводит снова и снова, – его передернуло.

– Ну ладно, следующую песню выбираешь ты, – примирительно сказал Сашка.

– А ты почему поставил «Весну»? – спросила я.

– Это единственный балет на подаренных дисках, – пояснил друг, и на душе у меня стало радужно и тепло.

Наконец вступление закончилось, и я толкнула Жеку, чтобы он выбирал следующую композицию. Он будто только того и ждал – и как только дотерпел? Из динамиков полились первые аккорды одной из лучших песен «Арии» – «Замкнутый круг». Это была и Жекина любимая.

Весь оставшийся вечер мы ставили композиции по очереди, так и не вернувшись к Стравинскому. В какой-то момент нам надоело постоянно вставать, чтобы сменить диски, поэтому Сашка подтащил музыкальный центр поближе, кое-как разместив его между нами. Гитарные рифы, скрипка, устойчивый ритм ударных – все эти звуки закручивались вокруг нас, иногда дополненные прекрасными стихами, но чаще инструментальные. Мы наслаждались и плыли по волнам музыки в полном молчании, нарушаемом лишь редкими комментариями. Вокруг царила гармония и покой, я держала за руки лучших людей в своей жизни, умиротворенная и абсолютно счастливая.

Ближе к ночи, убаюканная одной из баллад «Арии», ощущая, как передо мной стелется дорога сна, я поймала за хвост ускользающую мысль. Я любила моих мальчиков из метро. Не так, как любят родителей, братьев, опекунов или друзей, – а так, как женщина обычно любит мужчину.

Женя

Со дня рождения и музыкального вечера прошло несколько недель, и иногда казалось, что Сашка ведет себя несколько странно, отпускает двусмысленные шуточки и на что-то намекает, но сейчас мне было не до этого: голову занимали куда более важные вопросы. Отец все сильнее затягивал гайки, каждый вечер теперь он являлся раньше, чем обычно, и проводил время за беседами со мной, мама же практически перестала выходить из комнаты, она и раньше нечасто оттуда выбиралась, но теперь, стоило только повернуться ключу в замке, скрывалась в спальне. Вечера с отцом приятными назвать было сложно; он не избивал меня и не повышал голос, но иногда я видел, что он еле сдерживается. В прежние годы он контролировал мои четвертные отметки, результаты по физкультуре и тренировкам по плаванию, а сейчас вообще хотел знать буквально все: регулярно смотрел дневник, интересовался занятиями по подготовке к ЕГЭ и даже несколько раз проверял тетради, словно я был пятиклассником. Откуда-то появился ежедневник, куда он, оказывается, записывал данные моих сдач всех нормативов начиная с седьмого класса. Я чуть было не присвистнул, но вовремя остановил себя: я был на карандаше дольше, чем подозревал. И, конечно, теперь улизнуть из дома к друзьям стало проблемой: слишком уж внимательно отец следил за мной, поэтому я отлучался гораздо реже, чтобы не злить его.

В один из вечеров мы сверяли проходные нормативы вступительных испытаний в военное училище с моими последними результатами, и выходило, что я не так уж и плох, что очень удивило моего отца. К этому моменту я уже несколько дней примерялся, как бы поспокойнее выразить ему мысль о том, что я не собираюсь в военное училище, поскольку и вправду не видел для себя такого будущего, хотя хорошо учился и был вынослив и успешен в физподготовке. Просто не хотел носить форму, жить в казарме по уставу и вкушать прочие прелести жизни в системе. У нас с Василисой были совершенно другие планы. Но отец не давал мне вставить и слова, так как знал, что мне все это не по душе, у нас уже было несколько ссор за последние два года, некоторые заканчивались не очень хорошо, другие – более спокойно. Однако в последние месяцы грянуло затишье, и мне думалось, что он махнул на меня рукой, а оказалось, готовил тяжелую артиллерию. Будь я помладше, пришел бы в восторг от того внимания, которое уделял мне отец, сейчас же это тяготило; раздражало, что он совершенно меня не слышит и не хочет понять, что я уже сделал свой выбор и не собираюсь от него отказываться. И тогда я решил пустить в ход свою тяжелую артиллерию. Не скажу, что не было страшно или неловко: я никогда не показывал эту свою сторону родителям, только иногда, помогая маме на кухне, я мог обмолвиться, что для меня это не сыновья повинность, а настоящий восторг. Но она была настолько погружена в себя, что готовила только простые привычные блюда, а если я предлагал новый ингредиент или шаг в обход рецепта, морщилась и отвечала, что у нее совсем на это нет сил, и спустя некоторое время я сдался, выполняя только то, что мама просила (или то, о чем забывала). Например, брал обед на