Читать книгу - "Вечные хлопоты. Книга первая - Евгений Васильевич Кутузов"

Однако опоздание это как бы и на руку было Антипову, а больше того — Наде. Хоть вхолостую (на нижний боек доски подкладывали) потренировалась. Если разобраться, вхолостую нисколько не легче — тут особая осторожность, аккуратность требуется, чтобы не шарахать на полную мощь по пустому бойку или по доске. Доска что, дерево, в момент разлетится на щепки. Так что бить бей, но не совсем до конца и не резко, с прижимом. Как опытные машинистки, которые умеют яичную скорлупу разбить, а яйцо не расплющить. Это, конечно, «высший пилотаж», до такого Наде далеко-далеко, но в общем получалось у нее вполне прилично, Антипов был доволен. Немножко, может, и лукавил, похваливая Надю, чтобы поддержать ее, чтобы не разочаровалась и не разубедилась в своих силах.

И настал день, когда запустили печь. Праздником этот день был для всего завода. Никто не созывал народ из других цехов, никакого митинга не назначалось — не до митингов теперь, а люди сами шли и шли в кузницу, точно на торжество.

Вынужденно пришлось организовывать короткий митинг.

— Сегодня знаменательный день в жизни нашего коллектива, — говорил директор завода. — Более трех лет минуло с тех пор, как была погашена в кузнечном цехе последняя печь. Не стану, товарищи, говорить, что́ это были за годы и каких титанических усилий стоили они всем нам. Вы знаете это сами... Возможно, кто-то и сомневался, что наступит сегодняшний день. Но если и так, если и случались минуты сомнения и отчаяния, они не породили неверия, и это главное!.. Враг еще силен, но близок час окончательной победы, и от нас с вами, товарищи, во многом зависит, как скоро этот час придет! Что я могу сказать?.. Сегодня кузнечный цех возобновляет работу. Первую поковку доверено отковать нашему потомственному кузнецу Захару Михайловичу Антипову, которого все вы хорошо знаете. Как говорится в подобных случаях, ему и слово!.. Просим, Захар Михайлович.

Все захлопали, пришлось Антипову сказать несколько слов.

— Речи произносить я не мастер. Мое дело — работа у молота. А за большое доверие благодарю.

— Первую поковку надо сберечь на вечную память! — проталкиваясь к Антипову, выкрикнул Костриков. — На почетное место ее, в музей!

— Вот это правильно, — поддержал его директор. — На поковке выбьем, что она откована двадцать третьего декабря тысяча девятьсот сорок четвертого года кузнецом Антиповым.

— Надо все фамилии указать, — воспротивился он. — Чтоб вся бригада. — Антипов выбрался из толпы и пошел к молоту.

Его нагнал Иващенко.

— Может, мне самому сесть за машинистку? — спросил он. — Столько народу собралось...

— Зачем же девчонку недоверием обижать? — возразил Антипов. — Она так ждала этого дня. Справится, не бойся.

— Ну, как знаешь, — с сомнением сказал Иващенко. — Не пора начинать?

— Скоро уже.

Он явился в цех задолго до начала смены. Холодное еще, темно-вишневое пламя дымными языками лизало заслонку. Пройдет часа полтора-два, прежде чем печь прогреется как следует и станет отдавать тепло металлу, однако Антипову не терпелось, и он каждую минуту гонял подручного взглянуть — не пора ли?.. И не верил, когда подручный говорил, что рановато, что заготовки не нагрелись. Шел посмотреть сам. Но к тому времени, когда окончился импровизированный митинг, можно было начинать.

— Давай! — велел Антипов, косясь на людей, тесно обступивших молот. Не любил он этого, потому что работа — не цирк, глазеть нечего, но и понимал, что сегодня надо стерпеть. Праздник это для всех.

— Боюсь я, Захар Михайлович... — шепнула ему Надя. — Вдруг не получится? Стыда не оберешься... И вас подведу.

— А ты не бойся. Правильно Григорий Пантелеич говорил, что у страха глаза велики.

— Точно! — поддакнул Костриков. Он вертелся возле молота, печь-то его руками сложена, так что и он именинник. — У мышей, — сказал, — оттого и лопаются глаза, что в каждом углу им кошка мерещится.

— Шутите все, — сказала Надя.

— Почему шучу? — с серьезным видом сказал Костриков и как бы даже осерчал. — Это всем известно, в книжках ученые люди пишут. Неужели никогда не читала?..

— Ладно, — надевая рукавицы, объявил Антипов. — Отойди, Григорий Пантелеич!

И вот на боек легла первая заготовка, подернутая, словно была она в легкой, ажурной одежде, вишневой окалиной.

— Наложь, дочка!.. — ласково скомандовал Антипов и кивнул ободряюще. Дескать, все будет хорошо, не надо робеть. — Молодцом! Теперь бей раз!..

И полетела, запорхала по сторонам окалина, отгоняя слишком уж любопытных, и заготовка, освободившись от одежки, сделалась гладкая, свежая, будто побритая. Антипов в такт каждому удару молота, охваченный знакомым радостным азартом, кивал головой и повторял, хотя и не было в том надобности:

— Бей! Бей!..

И видел он, как светится Надино лицо, и все точнее, увереннее были удары, верхний боек не залипал, не задерживался, но легко и плавно, как по хорошо смазанному, скользил вверх-вниз, вверх-вниз, и заготовка, бывшая только что просто куском металла, принимала нужную форму, становилась кру́гом.

— Стой!

— Не получается? — обеспокоенно спросила Надя, перегибаясь через железную перегородку.

— Наоборот, дочка! — сказал Антипов, улыбаясь. — Очень даже хорошо получается!

Он сбросил поковку с бойка и отер со лба пот.

— Ну, Захар, — сказал Костриков, протягивая руку и удерживая голос, чтобы не выдать волнения, которое душило его, — поздравляю! Вот и началась новая жизнь. Не думал я, что когда-нибудь... — Он отвернулся и пошел прочь.

Подходили незнакомые люди, тоже жали Антипову руку, а он и сам, сам с трудом держался, чтобы не заплакать от радости. Но ему нельзя. На него смотрят как на героя. И он чувствовал себя героем, хотя и понимал, что сейчас все тут были одинаковы, все равны, потому что и радость была всеобщей.

На мгновение, всего на одно мгновение он все-таки пожалел, что сегодня за молотом, на месте Нади, не его жена...

ГЛАВА XI

Новый год Антипов встречал у Кострикова, а вернее — у его сестры, потому что хозяйкой в доме все же была Екатерина