Читать книгу - "Месопотамия - Сергей Викторович Жадан"

спокойствие, он привык, что работа официантки, как правило, связана с истериками. Арабы, похоже, её чем-то загружали, тогда она едва заметно коснулась ладонью плеча одного – и тот сразу замолчал. Наклонилась ко второму, что-то переспрашивая, он начал возражать и оправдываться. Другие, не замечая, что за ними наблюдают, метали гром и молнии, высекали из озона искры, глядя ей в лицо, ловя её руки, слушая её колкости.

Минут через пятнадцять снова перезвонили заказчики. Всё, сказали, всё отменяется. Выяснилось, что на мосту в кого-то въехали, сейчас стоят, ожидают ГАИ. Извинились, ещё раз поинтересовались счётом. Фима попрощался с Антоном, подождал, пока подойдёт Оля, хотел ей что-то сказать, но растерялся, не нашёл нужных слов, лишь протянул руку, как на деловой встрече. Она засмеялась, стиснула ему ладонь, и он, не сдержавшись неуклюже, но чисто по-дружески, не выходя из-за стола, обнял её, легко проведя рукой по спине. И когда выяснилось, что белья она под блузкой не носит, Фима совсем растерялся и как-то поспешно выскочил во двор. Сел. Подождал. Набрал Антона.

– Эта официантка, – сказал, – Оля – кто она?

– Ты далеко? – переспросил его Антон после паузы.

Через минуту вышел, сел рядом, осторожно закрыв дверь.

– Курить есть? – спросил Фима.

– Бросил, – оправдываясь, ответил Антон. – Жвачку жую. Не помогает. Будешь?

Антон с отвращением посмотрел на жвачку, махнул рукой, давай, мол.

– Ну, значит, Оля, – начал, сосредоточенно разжёвывая свой стиморол. Со стороны выглядело, будто он пережёвывает каждое слово. – Короче, она проституткой работала. Было такое.

– А ты откуда знаешь? – зажевал в ответ Фима.

– Так она в соседнем подъезде живёт, – объяснил Антон. – Я её сто лет знаю. Я её сюда и привёл. Думаешь, много желающих тут сидеть?

– Ну, а что ж она ушла из проституток?

– Откуда я знаю? Проститутки – они как боксёры, карьера у них яркая, но короткая.

– Я понял, – ответил Фима.

Открыл окно. Выстрелил стиморолом в воздух. Антон тоже открыл, тоже выстрелил. Молча пожали друг другу руки, разошлись.

Разве так уж плохо быть проституткой? Разве такое уж это жизненное поражение? – думал Фима, возвращаясь к себе. – Что нас отталкивает от этих женщин? Общественное пренебрежение? Работников прокуратуры общество презирает ещё больше. Если подумать, – говорил он себе, – кто вообще идёт в проституки? Люди трудной судьбы, противоречивого жизненного пути. Покинутые влюблённые, преданные невесты, нелюбимые дети. Студентки, лишённые семейной поддержки. Работницы, выброшенные из швейных цехов. Матери-одиночки, женщины-алкоголики, сироты, пришлые и вдовы. Становятся вдовы проститутками? Вероятно, что становятся – чем им ещё заниматься? И кто я такой, чтобы их осуждать? Какие у меня основания думать о них плохо? Более того, подозреваю, что большинство из них живёт жизнью куда более интересной, чем моя, более насыщенной, наполненной приключениями и опасностями. Несомненно, в проститутки идут женщины, нуждающиеся в любви. Несомненно. Только так. Женщины, способные делиться нежностью, способные вызывать ревность и обрывать депрессию. Уверен, что среди проституток часто встречаются натуры образованные и начитанные, выражающие таким необычным способом своё восхищение перед миром, прибегающие к нему для более глубокого и полного познания. Ясно, что большинство из них постигли тайны психологии и медицины, способны снимать усталость и возвращать память, большинство из них носит шёлковое белье или пирсинг в самых неожиданных местах. Все они влюблены в музыку и в свою работу, все они владеют искусством эти занятия соединять. Вечерами они слетаются в свои комнаты, легко и весело накладывают дорогой макияж, надевают маски и украшения, расстилают красные простыни в ожидании смелых и щедрых мужчин. Открывают окна и впускают в помещение зелёные круглые луны, серебрящие их кожу и делающие зубы белыми, как колотый фарфор. Они курят в комнате травы, чтобы мужчинам потом снились леса и чёрные реки с неизвестными городами, они не спят ночью и засыпают днём, как вампиры. Утром собираются на террасах, обвитых виноградом, и говорят о пении и астрономии, находят на чёрных полотнищах предрассветного неба созвездия, наблюдают за птицами, предсказывают погоду на ближайшие дни, потягивая сладкий ром. Потом расходятся по домам, набирают полные ванны холодной воды, лежат в них часами, и колени их светятся в темной воде, как луны.

На следующее утро он снова приехал. Долго завязывал праздничный галстук, едва при этом не удушился. Припарковался под пиратским флагом, набрал Антона. Тот выскочил озабоченный и мрачный. Молча пожал руку, взял предложенный стиморол.

– На месте? – спросил Фима.

– На месте, – ответил Антон.

– Я зайду?

Антон сосредоточенно жевал.

– Слушай, – сказал, помолчавши, – оно тебе надо?

– А что такое? – не понял Фима.

– Для чего тебе?

– Для равновесия, – объяснил Фима.

Антон молча вылез, хлопнув дверцами. Фима посидел, подождал, вылез вслед. В баре было пусто. Он кивнул Антону, тот раздражённо отвернулся. Выбрал место напротив барной стойки. Показывали тот же футбол, что и вчера. Фима подумал, что за три дня смог выучить составы команд. Но смотрел на экран с неподдельным интересом. Оля выбежала минут через десять. О чём-то пошепталась с барменом, снова пропала, даже не посмотрев в зал. Фима занервничал. Смотрел матч, с отчаянием ожидая нулевой ничьей.

Через какое-то время она вышла. Спросила, что он будет пить. Фима растерялся. Что бы ей сказать? – подумал. Что-то заказал, чем-то поинтересовался, невольно пошарил по карманам.

– Что там? – спросила.

– Трубу посеял, – недовольно ответил Фима.

– Давай тебя наберу.

Оля достала разбитую и перемотанную скотчем нокиа. Фима продиктовал, она набрала. Подождали. На баре Антон со скрипом протирал посуду. Фима смущённо что-то сказал на прощание, выходя, махнул Антону, даже не стал ждать ответа. Да и не было никакого ответа. Труба лежала в фиате, на полу, под рулём Фима поднял, посмотрел входной, набрал её номер.

– Ты сегодня когда заканчиваешь? – спросил.

– А что? – она даже не удивилась.

– Давай заеду за тобой?

– Ну, заезжай, – легко согласилась Оля.

Он хотел что-то добавить. Но что тут можно добавить.

В июле эти пустые здания кажутся особенно запущенными. Трава на подоконниках теряет свежесть, сухо показывая направление утренних воздушных потоков. Деревьям у подъездов не хватает влаги. Горький запах битого камня, солнечная липкая паутина, уличные псы – чувствительные и медленные, как беременные женщины, июль удлиняет тени и выжигает краски, долгие вечера наступают внезапно и неожиданно, старые мужчины сидят в тихих дворах, залитых вечерним светом, кожа их становится тёплой, морщины делаются глубокими, лето переваливает на другую сторону города и заливает светом на противоположном берегу красную кирпичную кладку старых складов и заводских проходных. Солнце плывёт по течению, как сброшенный с моста квартирный вор, горизонт до глубокой ночи полыхает вспышками. В конце июля умирают старые безработные в своих захламленых