Читать книгу - "Борнвилл - Джонатан Коу"

Тут распахнулась задняя дверь дома. Сперва никто не вышел, но послышались голоса с кухни, моих мамы с отцом, они ссорились.

– …Никогда ничего не говоришь мне, – услышал я мамин голос.

– Ой, что за чушь, – отозвался отец.

– Я не понимаю, зачем тогда мы женаты вообще, если ты со мной не разговариваешь.

– Ты, как обычно, истеришь.

Это вроде бы положило конец дискуссии – по мнению моего отца, во всяком случае. Он вышел из дома и миг-другой постоял на пороге, стараясь успокоиться. Огляделся по сторонам, обозрел окружающий мир – включая дядю Шонед, – а затем заметил и нас с Шонед рядом, изобразил натужную улыбку и побрел к ступенькам, на которых мы сидели.

– Знакомитесь? – спросил он, и на этот вопрос ни я, ни Шонед не нашлись с ответом. – До чего прекрасный день, – продолжил он, и мы опять не знали, что ему на это сказать. А затем, показывая на калитку, он задал Шонед вопрос куда проще: – Кто это?

– Мой дядя Тревор, – ответила она. – Мамин брат.

– Он тут живет?

– Иногда.

Отец кивнул, еще раз глянул на нас и произнес без всякого смысла:

– Ладно. Так держать, – после чего двинулся к калитке. Я смотрел ему вслед и размышлял – как размышляют все дети во все времена, – почему у меня родители такие странные и зачем они рвутся предъявлять свою странность именно тогда, когда рядом со мной другие дети. Лицо у меня горело от стыда, но Шонед, кажется, ничего неподобающего не заметила. Она посвятила свое внимание настройке транзистора, что и хорошо, поскольку мой отец повел себя еще страннее. Он подошел к Тревору поговорить, но звуки, донесшиеся из его уст, не имели для меня никакого смысла. Мне потребовался миг-другой, чтобы понять, что отец говорит на иностранном языке. Он произнес всего пару слов, и тут Тревор глянул на него изумленно и ответил на том же языке. Я догадался, что говорят они по-валлийски. По-валлийски! С каких пор мой отец владеет валлийским? Фонтан сюрпризов он, вот уж точно. Следующий сюрприз не заставил себя ждать: Тревор предложил отцу сигарету, и тот, к моему ошеломлению, взял ее, сунул в рот и принял от Тревора огонек. Невероятно. У нас в доме не водилось пепельниц, а гостей, желавших покурить, неизменно просили выйти в сад – даже ночью и в дождь. Что вообще происходит?

Впрочем, прежде чем я успел обдумать это все, Шонед – ей никак не удавалось найти на радио ничего такого, что достойно прослушивания, – встала и внесла предложение, от которого нельзя отказаться:

– Хочешь, пойдем змей смотреть?

– Здесь есть змеи? – переспросил я, догоняя ее бегом, потому что она уже шагала к полю, где стоял ваш прицеп.

– Погоди, сам увидишь, – ответила она.

– А моего друга можем с собой взять? – спросил я. – Питера.

– Отчего б и нет? – ответила Шонед. – Лишь бы перестал на скрипке играть.

Мы заложили небольшой крюк и прервали твою репетицию на полутакте. Услышав, что музыка умолкла, твоя мама высунула голову из-за двери, чтобы выразить свои возражения, но я сказал ей нечто, как я надеялся, умиротворяющее:

– Мы просто сходим посмотреть змей, тетя Мэри. Питер быстро вернется.

И мы поспешили прочь, пока она не успела ответить.

Тогда-то я впервые в жизни – думаю, что и ты тоже, – увидел ужа в природе. Откуда Шонед знала, что они там будут и мы на них посмотрим, мне неизвестно. Но они нашлись – на тропинке вдоль вашего поля, на каменной стенке, сложенной всухую и заросшей травой; три змеи, мать и, возможно, двое деток грелись на утреннем солнце, сонно перевившись между собой. Шкурки у них были светло-зелено-бурые, они безупречно сливались с окружающей средой. На нас они внимания поначалу не обратили, великодушно позволив нам разглядывать их минут пять или больше, пока они сплетались и расплетались уютными дремотными кольцами. И лишь когда мне стало скучно и я попробовал потыкать в мать палочкой, найденной у дороги, они обиделись и лениво ускользнули в дрок по соседству, где их след и простыл.

* * *

После этого Шонед на пару-тройку дней стала неофициальным членом нашей семьи. Она присоединялась ко всем нашим походам, шли ли мы на пляж, или ехали к Хлин-Ком-Бихан (которое мы прозвали “Озером отзвуков”) на очередной пикник, или восходили к серым средневековым плитам, которыми вымощена тропа Болх Тиддиад (их мы назвали “римскими ступенями”). Ни твой, ни мой отец не брали отпуска на ту неделю, а потому уехали воскресным вечером в Бирмингем на “1800”-м твоего отца и вернулись только вечером в пятницу, когда пришла пора забрать нас домой. Это означало, что с добавлением к нам Шонед гендерное равновесие в нашем отряде выровнялось; впрочем, помнится, моя сестра никакого стремления подружиться с Шонед не выказала, и неразлучной троицей стали мы – ты, я и Шонед, сплоченным трио, проводившим вместе почти все время тех нескольких благословенных дней тепла и солнечного света.

Чары, наведенные историей, которую рассказала твоя мама о подводной деревне, начали слегка рассеиваться, но как-то раз под вечер (в среду, подсказывает мне дневник) они воскресли, когда мы поехали в Харлех осмотреть тамошний замок. Шонед с нами не было – ее отправили к дедушке в Рексам на пару ночей, – и мы с тобой обследовали развалины вдвоем. И как раз когда мы взбирались по ступенькам на проездную башню, меня посетило видение.

– А что, если там был замок? – сказал я.

– Где замок? – спросил ты.

– Под водой. – Честно говоря, посмотрел ты на меня недоверчиво, и я попытался живописать эту картину словесно. – Огроменный разрушенный замок. И в нем живет семья морских змеев. В смысле, озерных змеев. Они обвивают старые колонны…

– Как те ужи, – сказал ты.

– Точно. И там есть подземная комната, набитая сокровищами.

– Какими сокровищами?

– Кораллами, – решительно сказал я. – Потому что в подводном мире это самая большая драгоценность. Не золото, не серебро и не алмазы. Кораллы.

Мы стояли наверху башни и смотрели на воду – на Ирландское море и полуостров Хлин. Не знаю, как оно было у тебя, а вот мое воображение разогналось вовсю, как паровоз, к которому пока не прицепили вагоны.

– Надо это записать, – сказал я. – Надо нам с тобой вместе написать рассказ.

Ты, похоже, сомневался.

– Рассказ? О чем? Что там произойдет?

Ответа у меня тогда еще не было, но вдохновение пришло вечером – и из неожиданного источника. После Харлехского замка мы поехали в Портмадог, рано поужинали рыбой с картошкой (объедение), сидя на портовой стенке, а затем пошли в кино. Давали повторный показ “Шаровой молнии”, кино про Джеймса