Читать книгу - "Буквари и антиквары - Нелли Воскобойник"

Переписка сестер

Письмо из Дюссельдорфа в Майнц

Дорогая Ханна! Как давно мы с тобой не виделись! Как я хочу обнять тебя и выплакать свое горе не чернилами, а слезами. Мне писали, что Арон болен, и понятно, что ты не можешь его оставить, чтобы навестить меня в Дюссельдорфе. И я не могу приехать к тебе даже на короткое время – Самсон тоже плохо себя чувствует. Он потерял покой, почти все наше состояние, и Гарри сводит его в могилу своим непослушанием.

Я знаю, ты любишь Гарри больше, чем Шарлотту, Густава и Максимилиана. Едва ли не больше, чем своих собственных детей. Когда они были маленькими, ты всегда защищала его и смягчала нашу строгость своим смехом и лаской. А если скверный мальчишка, исчерпав наше терпение, стоял в углу, то уж наверно жевал пастилу, тайком полученную из твоих рук. Да я и сама виновата в чрезмерной снисходительности. Он такой… блестящий, остроумный, непредсказуемый. Я занималась с ним больше, чем с другими детьми, и он делал успехи в ученье быстрее, чем кто-нибудь из них. Для меня было радостью читать ему книги и выслушивать его удивительные и неожиданные для ребенка замечания. Но все это в прошлом. Ему придется, как и всем остальным, зарабатывать деньги. И не в сказках и поэмах, а в реальной грубой жизни. Арон послал его в экономическое училище. Он был там из последних, что свалилось позором на голову Арона, привыкшего к похвалам его детям со стороны всех школ и учителей. Все же его послали на стажировку во Франкфурт, но он не оправдал доверия наставников и был отправлен домой. Тогда брат Самсона Соломон согласился взять его счетоводом в свой банк в Альтоне. Гарри там так скучал и томился, что потерял аппетит, похудел и стал похож на чахоточного. Мудрый Соломон принял рискованное решение: он сказал, что юноша очень умен, но ему трудно под надзором, ему нужны самостоятельность и ответственность. Он поставил Гарри во главе одной из своих маленьких фирм и позволил ему вести дела по своему разумению. За полгода фирма разорилась. Соломон – богатый человек, ущерб для него не так тяжел. Но он был поражен, что сделал неправильный шаг, кажется, первую ошибку в своей жизни. Гарри он больше знать не хочет. Тем более что мальчишка увивался за Амалией, у которой есть жених, гораздо более достойный человек, чем твой племянник. Бездельник сказал, что хочет поступать в Боннский университет. Самсон оплатил переезд, квартиру и обучение. За несколько дней Гарри уведомил, что юридический факультет ему скучен и он хочет перейти в Геттингенский. Новые деньги на переезд и на оплату – и ничего! Эту историю ты, наверное, слышала, хоть и не от меня… Его выгнали из университета за ДУЭЛЬ! Еврейское ли это дело – дуэли? Что этот паршивец возомнил о себе? Я плакала, не в силах остановиться, несколько дней и ночей. Пока наш раввин не сказал мне, что я провоцирую Творца послать мне более вескую причину для скорби.

Он все-таки окончил Берлинский университет и даже получил степень доктора, но для этого ему пришлось – мне трудно это выговорить – креститься. Ты можешь в это поверить, дорогая? Он сказал, что если Париж стоит обедни, то и Берлин стоит проповеди… вечные шуточки… До сих пор я не писала тебе об этих ужасных огорчениях, но теперь… Ты знаешь, мы не религиозны, но как я пойду в синагогу на Йом-кипур??[18] Порядочные женщины не захотят и сидеть рядом с матерью отступника. Какую печаль принес нам этот мальчик, Ханна! Какую печаль!

Прости, что окунула тебя в самый омут моих горестей. Но кому же, как не любимой сестренке, поведаю без утайки свои несчастья? Передавай от меня и Самсона привет мужу и детям. Дай Бог Натану полного выздоровления, а вам всем достатка и благополучия. И нахес[19] от детей!

Твоя Пейра

Письмо из Майнца в Дюссельдорф

Дорогая моя Пейра! Арону стало намного лучше. У врачей появилась надежда, так что, может быть, через несколько месяцев, когда он окончательно оправится от болезни, я приеду повидаться с тобой. А пока напишу пару сердитых слов тебе в утешение.

Ты лукавишь, дорогая! Не пишешь ни слова о главном. Называешь его детским именем Гарри. Ты бы еще написала: Хайм – так его нарекли при обрезании, правда? Назови своего сына настоящим именем, ведь он великий немецкий поэт Генрих Гейне. Будто ты не читала его стихов и не плакала над ними, как все остальные женщины Германии. Не он ли написал лучшее стихотворение из существующих в немецком языке?

Чтобы спящих не встревожить,

Не вспугнуть примолкших гнезд,

Тихо по небу ступают

Золотые ножки звезд.

Каждый лист насторожился,

Как зеленое ушко.

Тень руки своей вершина

Протянула далеко.

Но вдали я слышу голос –

И дрожит душа моя.

Это зов моей любимой

Или возглас соловья?..[20]

И после этого ты толкуешь о религии, деньгах, счетах, дуэлях? Благодари Господа каждый день, что твое чрево от семени твоего любимого мужа породило это чудо природы.

Будь радостна, моя сестренка! Твоя участь завидна каждой жительнице Германии. Люблю тебя и твоих домочадцев. Счастья вам в этом году и в следующие!

Твоя Ханна

Хануке гелт

Когда-то стерлинг был маленькой тоненькой серебряной монеткой. Вроде рыбной чешуйки. Беднякам, чтобы купить новое сито или пару деревянных башмаков, – в самый раз. А богатые, чтобы не пересчитывать мелочь, назначали цену по весу. Хороший меч, или боевой конь, или участок земли стоили несколько фунтов стерлингов. На одной чаше весов фунтовая железная гиря, а на другую насыпают совком стерлинги. Пока не уравновесят гирю.

И на иврите тоже деньги – это «кесеф», серебро. А шекель – это мера веса. Скорее всего, была у каждого торговца такая гирька. И платой было сколько-то шекелей серебра.

В Москве рубили на четыре части серебряную новгородскую гривну. Каждый обрубок назывался рубль.

А евреи Ашкеназа называли свои деньги – гелт. Золото! И очень им дорожили. Так, что это даже вошло в поговорку – как ожесточенно торгуются евреи. Однажды моя учительница русского языка и литературы, высокая дородная Маргарита Владимировна, когда ей надоело спорить об отметке за контрольную, сказала нашей однокласснице: «И что ты, Арутюнова, торгуешься, как еврейка?»

Да, евреи любили деньги и понимали в них толк. И не тратили зря. Но раз в год на Хануку каждый еврей, богатый или бедный, дарил каждому своему ребенку долгожданный