Читать книгу - "Виолетта - Исабель Альенде"

как крупное животное, и даже в нескольких метрах от него я отчетливо ощутила его сдержанную силу. Не могу описать это по-другому. Неотразимая мужественная энергия Хулиана, свойственная ему в молодости, оставалась с ним до самой смерти сорок с лишним лет спустя.

Не в силах пошевелиться, испытывая странную смесь безотчетного ужаса и напряженного ожидания, я смирилась с тем, что в этот момент жизнь моя навеки перевернулась. Должно быть, Хулиану передалось мое напряжение, потому что он повернулся в мою сторону с вопросительной полуулыбкой. Ему потребовались долгие секунды, чтобы опустить на пол другую ногу, поставить стакан на перила и шагнуть вперед в своей небрежной манере, делавшей его похожим на ковбоя из вестерна. Позже он признался, что чувствовал то же, что и я: уверенность в том, что всю свою жизнь мы ждали друг друга и наконец обрели.

Он остановился в двух шагах и осмотрел меня с головы до ног, как на аукционе. В своем неброском летнем белом платье я чувствовала себя голой.

— Мы ведь знакомы, не так ли? — спросил Хулиан.

Я кивнула, не в силах ответить.

— Пойдем со мной, — добавил он, раздавил окурок ногой и взял меня за руку.

Мы почти бегом спустились на пляж по тропинке, вьющейся меж садовыми террасами; я следовала за ним как под гипнозом, не выпуская его руки и не думая о том, что меня может увидеть муж и половина его семейства. Я не сопротивлялась, когда он опустился на песок, встал на колени, притянул меня к себе и поцеловал с неожиданной пугающей властностью.

— Мы полюбим друг друга, и никуда тут не денешься, — заверил он меня, и я снова кивнула.

Так началась страсть, которой суждено было разрушить мой брак и определить будущее. Хулиан Браво назначил мне свидание у себя в номере, и полчаса спустя мы, скинув средь бела дня одежду, со сладострастным отчаянием познавали друг друга, причем происходило все это в отеле моей свекрови, в нескольких метрах от мужа, который пил пиво с датчанами и рассказывал через переводчика о замечательной технике искусственного оплодотворения. А на втором этаже, в четырех деревянных стенах, благоухающих местным лесом, в лучах дневного света, едва приглушенных деревенской занавеской из грубого холста, на пуховой перине с льняными простынями, которые стелили в отеле, я в свои двадцать восемь лет познала все неописуемые оттенки наслаждения и принципиальную разницу между постылым мужем и романтичным любовником.

До встречи с Хулианом Браво мое невежество относительно собственного тела было настолько безграничным, что объяснить его можно лишь временем и местом, где я родилась. Я выросла у добропорядочной матери шестерых детей, принесенных Младенцем Иисусом, как она шепотом меня уверяла, в обществе тетушек, двух старых дев, которые никогда не упоминали «низ», то есть область между талией и коленями. Тетушка Пия умерла девственни-ней, вторая же… про вторую утверждать не берусь, в старости она, возможно, спала с Бруно Ривасом, но ни за что бы мне в этом не призналась. Джозефина Тейлор ограничивалась тем, что показывала мне книжные иллюстрации с изображением человеческого тела, потому что. несмотря на революционные идеи, была такой же ханжой, как и тетушки. Она научила меня одеваться и раздеваться с ловкостью циркового акробата, чтобы никто не видел вульгарной наготы. Подруг моего возраста у меня не было, я не ходила в школу; все свои скудные знания я получила на ферме, глядя на спаривающихся животных. Выйдя замуж, я продолжала раздеваться, как научилась от мисс Тейлор, мы с Фабианом занимались любовью молча и в темноте; я не представляла себе других вариантов и полагаю, что мужа эти соития занимали меньше, чем разведение крупного рогатого скота.

Хулиан в два взмаха сорвал с меня платье с проворством пумы, не дав мне времени опомниться. Мое единственное испуганное восклицание он заглушил поцелуем, и с этого момента я отказалась от всякого сопротивления, желая одного — раствориться, исчезнуть в его объятиях, остаться здесь навсегда, запереть дверь и никогда больше не видеть никого, кроме него. Он осматривал меня со всех сторон, измерял и взвешивал мои груди, комментируя с лестным для меня восхищением их форму, форму моих бедер, блеск волос, гладкость кожи, запах мыла и другие мелочи, на которые я никогда не обращала внимания и которые, честно говоря, ничего выдающегося собой не представляли.

Он заметил мое смущение и чуть ли не силой потащил к большому зеркалу, вделанному в дверцу шкафа, откуда на меня глянула незнакомка, обнаженная, дрожащая, с распущенными волосами, воплощение порочности, которое ужаснуло бы тетушек, однако, как ни странно, успокоило меня, потому что к этому моменту мне уже было не до церемоний и ничто не имело значения. Затем Хулиан повел меня обратно в постель и принялся неторопливо ласкать все мое тело с восхитительной дерзостью, ничего не ожидая взамен, бормоча глупости, нежности и непристойности. Контраст между моей неуклюжестью и его опытностью, вероятно, был комичен, но это не охлаждало его энтузиазма и лишь подкрепляло его стремление доставить мне удовольствие.

Надеюсь, тебя не шокируют столь вольные рассуждения о сексе, Камило. Это необходимо для того, чтобы ты понял, почему я столько лет пребывала во власти Хулиана Браво. В моей жизни было несколько любовников, но хвастаться я не собираюсь, их не так много. Идеальный опыт — заниматься любовью, любя своего партнера, но это был не наш с Хулианом случай. В нашей близости не было ничего общего с любовью, это было простое и чистое желание, жестокое, безудержное, без каких-либо недомолвок или угрызений совести, желание, не заботящееся ни о чем и ни о ком; мы были единственные мужчина и женщина во вселенной, отдающиеся всепоглощающему удовольствию. Откровение оргазма стало таким же внезапным, как и знакомство с женщиной, которая жила у меня внутри, незнакомкой из зеркала, бесстыжей, вызывающей, счастливой и порочной.

Вечер мы провели вдвоем. Должно быть, Фабиан спрашивал, не видел ли кто-нибудь меня. Я слышала звон колокольчика, возвещающий, что в столовой накрыли ужин, и поняла, что пора скинуть с себя оцепенение, которое мешало мне открыть глаза или пошевелиться, так я была измучена. Я свернулась калачиком на кровати, а Хулиан быстро оделся и вышел из номера. Как-то ему удалось выпросить на кухне хлеб, сыр, копченый лосось, виноград и бутылку вина и вернуться с этой закуской к своему главному блюду, не вызвав ничьих подозрений. Мы ужинали, сидя голыми на полу; я пила вино из его губ, а он ел виноград из моих.

Теперь я могла рассмотреть его так же