Читать книгу - "Записки еврея - Григорий Исаакович Богров"

Синагога была биткомъ набита. Сплошная масса не могла двинуться ни въ какую сторону, какъ сардинки въ жестянкѣ. Всѣ стояли на ногахъ кромѣ малолѣтнихъ сиротъ обоего пола, размѣщенныхъ по скамьямъ, и обрамливавшихъ своими блѣдными, изнуренными личиками всю синагогу, какъ черный крепъ — траурную шляпу. Картина была поразительна своимъ грустно-мрачнымъ колоритомъ: на эстрадѣ засѣдали уже дюжины двѣ почетнѣйшихъ членовъ еврейскаго общества, окидывавшихъ взорами толпу и вздыхавшихъ поминутно на различные тоны и лады; толпа, уныло опустивъ голову, молчала, такъ что во всей синагогѣ не слышно было ни одного звука, кромѣ шуршанія бумажныхъ кафтановъ и топота переминающихся ногъ; сиротки голодно и плачевно смотрѣли на всѣхъ, какъ будто выжидая немедленной подачки. Въ окнахъ синагоги, съ улицы, виднѣлись десятки женскихъ плаксивыхъ лицъ, бѣдныхъ безпомощныхъ вдовъ, старавшихся, но безуспѣшно, задушить свои рыданія. Все было готово къ начатію засѣданія, ожидало только прихода предсѣдателя-подрядчика, который, для пущей важности, заставлялъ ждать себя. Засѣдавшіе на эстрадѣ съ видимымъ нетерпѣніемъ посматривали на дверь синагоги, не появится ли наконецъ великая звѣзда добавочныхъ смѣтъ. А между тѣмъ, прислужникъ синагоги откуда-то втащилъ на эстраду мягкое, но обшарпанное и отжившее кресло, коротко знакомое съ присутствіемъ мухъ многихъ поколѣній, выдвинулъ его на самое видное мѣсто, поставилъ на столъ чернильницу, положилъ нѣсколько очиненныхъ гусиныхъ перьевъ и пачку бѣлой бумаги, возлѣ которой помѣстилъ жестяную большую кружку, съ прорѣзаннымъ отверстіемъ на крышкѣ.

— Идетъ! Гвиръ[46] идетъ! раздалась радостная вѣсть по синагогѣ.

«Какъ протѣснится онъ?» подумалъ я, окинувъ взоромъ сплошную массу сотни головъ, наполнявшихъ синагогу.

Но онъ прошелъ. Толпа засуетилась, понатужилась и очистила гостю дорогу. Я здѣсь въ первый разъ убѣдился, до какихъ размѣровъ бѣдность эластична, и до чего она способна съёжиться предъ богатствомъ…

Въ первый разъ въ моей жизни увидѣлъ я богатаго еврея. Еще въ деревнѣ въ раннемъ дѣтствѣ мнѣ часто приходилось слышать отъ мужиковъ и отъ бабъ: «богатъ какъ жидъ», но это были, повидимому, пустыя слова. Съ тѣхъ поръ я перевидѣлъ множество евреевъ и всѣ, какъ нарочно, попадались одинъ бѣднѣе другаго. «Гдѣ же эти богатые жиды?» думалъ я однажды: «вѣроятно гдѣ-то очень далеко, тамъ, гдѣ имъ хорошо, привольно и свободно?» Но существуетъ ли подобная обѣтованная земля, гдѣ моимъ братьямъ было бы привольно и свободно, я — сомнѣвался тогда, сомнѣваюсь и теперь. Я во многомъ, очень многомъ сомнѣвался съ дѣтства, а созрѣвши, убѣдился, что и было въ чемъ усомниться.

Богатый еврей, это восьмое для меня чудо, былъ довольно благообразенъ, одѣтъ роскошно, хотя платье его и было еврейскаго покроя. Въ манерахъ его обнаруживалась оріентальная важность, въ рѣчахъ — самоувѣренность и безапеляціонность. При появленіи его на эстрадѣ, всѣ засѣдающіе съ особеннымъ почтеніемъ привстали и привѣтствовали его. Онъ усѣлся въ мягкомъ креслѣ.

— Извините, любезные братья, что я заставилъ васъ такъ долго ждать. Я долженъ былъ отправить нѣсколько эстафетъ въ разныя мѣста. Вы знаете, что съ казною не шутятъ.

Во время оно, подрядчики, на самомъ дѣлѣ, обирали казну не на шутку.

— Помилуйте, гвиръ, смѣемъ ли мы роптать на васъ за такіе пустяки послѣ той жертвы, которую вы принесли намъ, остановившись для насъ на пути, отвѣтилъ одинъ изъ членовъ.

— Не для насъ гвиръ остановился, а для Бога, для этихъ бѣдныхъ сиротъ, для этихъ скорбящихъ вдовъ! добавилъ одинъ политикъ, указывая рукою на описанную мною выше картину.

Въ синагогѣ послышалось множество глубокихъ вздоховъ, женскія рыданія раздались явственнѣе прежняго.

— Да наградитъ васъ Богъ за вашу добродѣтель!

— Да увеличится ваше богатство во сто кратъ!

Пожеланія и комплименты посыпались на гвира градомъ и, какъ видно, наэлектризировали его порядкомъ.

— Братья! благодарю, тысячу разъ благодарю васъ! Но не будемъ тратить времени и приступимъ къ дѣлу. Чѣмъ могу я быть вамъ полезенъ?

— Совѣтомъ, мудростью и…

— Деньгами, докончить догадливый подрядчикъ. — Да, деньги — великая вещь для еврея. Это его сила, права и чины, добавилъ онъ задумчиво. — Я вижу, что вы, господа, умно распорядились. Вотъ кружка, въ которую я кладу пятьсотъ…

Въ синагогѣ поднялся гвалтъ. «Пятьсотъ! пятьсотъ! девятьсотъ! пять тысячъ!» сообщалось однимъ другому. Сиротки спрыгнули со скамей, выраженіе вдовьихъ лицъ вмигъ измѣнилось. Подрядчикъ досталъ деньги изъ бумажника и съ разстановкой втиснулъ крупныя ассигнаціи въ отверстіе кружки.

— Братья! обратился онъ къ публикѣ:— послѣдуйте моему примѣру. Каждый чѣмъ Богъ послалъ. Трудовая мѣдная копѣйка въ глазахъ Бога, дороже иной тысячи. Не стѣсняйтесь же.

Сначала послѣдовали примѣру подрядчика члены засѣданія. Въ числѣ членовъ находился и мой учитель. Я зорко слѣдилъ за нимъ. Къ немалому моему удивленію, онъ на этотъ разъ не прикрылся обычнымъ своимъ лицемѣріемъ, а бросилъ въ кружку три настоящихъ серебряныхъ рубля, показавъ ихъ предварительно всей публикѣ. Затѣмъ вся публика, съ особенной готовностью, начала протискиваться; каждый старался предупредить другого. Тѣ, которые убѣждались въ совершенной невозможности добраться до кружки, передавали свою лепту чрезъ другихъ и лепта эта исправно доходила до мѣста назначенія. Въ скорости, кружка до того наполнилась, что приношенія клались уже просто на столъ. Открыли кружку и высыпались на столъ всѣ деньги, чтобы ихъ сосчитать.

И странное дѣло! въ цѣлой кучѣ монетъ не оказалось ни одной мѣдной. Смотря на эту толпу обшарпанныхъ бѣдняковъ, нельзя было предполагать подобной щедрости. Какъ видно, всѣ до того увлеклись братскимъ чувствомъ, что перестали разсчитывать и соображаться съ собственными средствами.

— Братья! сказалъ подрядчикъ, указывая на груду денегъ — вотъ истинная набожность! Богъ, покровитель вдовъ и сиротъ, вознаградитъ васъ сторицею. Но наше дѣло еще не кончено. Кто желаетъ и чувствуетъ себя въ силахъ, слѣдуй моему примѣру!

Онъ схватилъ перо и расчеркнулся на листѣ бумаги.

— Деньги, собранныя тутъ, еще далеко недостаточны на прокормленіе всѣхъ нуждающихся въ вашемъ обществѣ. Кто желаетъ, пусть подпишется на этомъ листѣ, сколько онъ жертвуетъ еженедѣльно, по крайней мѣрѣ, впродолженіе года.

Опять началась давка. Всѣ подписывались съ большимъ рвеніемъ. Суматоха эта продолжалась около часа.

— Пустите насъ, ради Бога пустите! раздались гдѣ-то въ синагогѣ грубые голоса. Взоры всѣхъ обратились въ ту сторону, откуда слышны были эти голоса. Чрезъ нѣсколько минутъ протиснулось нѣсколько евреевъ самаго дикаго вида, чуть-ли не въ рубищахъ и взошли на эстраду.

— Говори, Янкель! приказали они одному изъ своихъ товарищей, вытолкнувъ его впередъ — ты лучше насъ скажешь.

— Мы — водовозы, сказалъ Янкель робкимъ, дрожащимъ голосомъ. — У насъ, кромѣ кулаковъ, ничего нѣтъ. Наличной мѣдной копѣйки при душѣ не имѣемъ. Но мы тоже евреи; запишите же и насъ безграмотныхъ. Каждый изъ насъ берется, впродолженіе года, возить даромъ воду для трехъ бѣдныхъ семействъ.

— Богъ видитъ васъ, добрые люди, Онъ же