Читать книгу - "За веру отцов - Шолом Аш"

Белые цветы наполнили вечерний сад медовым ароматом. В воздухе вспыхивали и гасли светлячки, чьи-то заблудшие души. В степи красными огоньками пылали маки. Сияли звезды, казалось, в воздухе плывут прозрачные, светящиеся фигуры, гости из дальних миров.

Двойра стояла в саду у костра, разложенного Еремой. В хате бряцала лира: старый странствующий музыкант пел для собравшихся крестьян. Слышались пьяные крики, плач, смех. В хате было свалено еврейское добро, которое гои награбили в Тульчине. Они делились, менялись, пили еврейское вино. А старик играл для них на лире.

Двойра, тонкая, как молодое деревце, стояла у костра, бубенцы на ногах позвякивали при малейшем ее движении. Она смотрела в небо, на звезды, и тихо говорила:

— Скоро я приду к тебе, мой муж, мой избранный. Я вижу, ты зовешь меня. Возьми меня к себе, мой муж, я по тебе тоскую.

Она видит светлое, голубое море. В нем плавают лодки, усыпанные звездами. Вот одна лодка приблизилась к берегу. Как светло! Там — Единственный, Вечный. За ней подплывают другие лодки, в каждой — еврейская семья. Двойра знает их всех. Она ищет и наконец находит его. Он ждет. Другие лодки уже уплыли, но он остался.

— Шлойме! — кричит Двойра. — Шлойме, я здесь! Я иду к тебе, я иду.

Двойра протягивает руки к небу.

— Кто там, с кем ты говоришь, моя красавица?

— Не трогай меня, я огонь, я сожгу тебя. Ты видишь, я огонь, ты сгоришь.

Ее глаза сверкают, на лице — мерцание звезд. Ее стройная, высокая фигура в белой накидке будто охвачена пламенем. Кажется, она и правда горит.

Ерема смотрит на Двойру и не может узнать. Ему чудится, он уже видел ее где-то, когда был ребенком, он пытается вспомнить, и вдруг его осеняет:

— Я знаю, кто ты! О, грешная моя душа!

Он падает перед ней на колени, как перед иконой.

— Прости меня, Господи! — Ерема уткнулся лбом в землю и зарыдал. — Теперь я знаю, только сейчас понял. Ты святая, я тебя в церкви видел, на иконе. Теперь я знаю! Сжалься надо мной, грешным человеком.

— Не бойся, Ерема, ты хороший, сердце у тебя доброе. Не бойся!

— Сжалься надо мной! — Парень вскочил на ноги и бросился в хату. — Казаки, Бог в саду, горе нам!

Мужики уставились на него, лира смолкла.

— Что с ним? — спросил кто-то.

Ерема плакал, как ребенок, он дрожал, указывая в сад:

— Там, там!

Крестьяне оцепенели. Потом один осторожно подошел к двери, выглянул:

— Где?

— Там, у костра. Не видишь? Смотри, смотри!

— Там твоя еврейка стоит. Какой еще Бог?

— Она с иконы сошла. Это Бог, я узнал.

— Она тебя совсем ослепила своим колдовством. Что еще придумал! Не греши.

— Я посмотрел ей в лицо и узнал. Это она на иконе, она святая.

— Пусть покажет, какая она святая.

— Чудо!

— Да, пусть сотворит чудо, тогда поверим. А нет — значит, колдунья твоя проклятая еврейка, сжечь ее надо.

— Правильно, сжечь. Совсем у казака разум отняла.

— Не грешите, молчите лучше! — Ерема повернулся к Двойре, издали поклонился ей, как иконе.

— Докажи им, пусть увидят, что я не ошибся. Пусть убедятся, что ты святая.

Не сразу ответила Двойра. Потом повернула к Ереме освещенное костром лицо:

— Позови няню, Ерема.

Но Маруся уже давно была здесь. Она лежала на траве, спрятав лицо в складках платья Двойры, и плакала.

— Пойди, няня, принеси мне золотые башмачки, — сказала девушка по-еврейски.

— Деточка, голубка моя, не надо. Что ты задумала?

— Я приказываю тебе, няня, принеси их сюда. Маруся ушла и вернулась с золотыми башмачками.