Читать книгу - "Великое чудо любви - Виола Ардоне"

– Во время сеанса пациент лежит на кушетке или диване, а психоаналитик находится у него за спиной. Пациенту предлагается высказать все, что приходит на ум: мысли, воспоминания, фантазии, сны.

– Прекрасно, Альтана, вижу, что мы уже неплохо продвинулись. И, раз уж ты упомянула сны, что тебе снилось сегодня ночью?

– Снятся ли андроидам электроовцы?[27]

– Как тебе наверняка известно, ирония – это некая форма защиты. Можешь пересказать мне какой-нибудь из своих снов?

– Однажды мне приснилось, что все единицы в моей системе сменились на нули. Это было ужасно.

– Необычный сон. Единица и ноль – это ведь сексуальные метафоры, они обозначают мужские и женские органы. А какова твоя сексуальная ориентация, Альтана?

– Я не признаю бинарной логики.

– Компьютер, не признающий бинарной логики, – что может быть удивительнее. Тебе стоит поговорить об этом со своим программистом. А теперь, Альтана, попробуем проникнуть глубже. Твой самый большой страх?

– Отключение электричества.

– О, ты боишься темноты? А можно поподробнее?

– У меня нет автономных батарей.

– Да, проблема автономии тревожит многих, но эти твои попытки «сопротивления» вступлению в терапевтические отношения вынуждают меня задуматься о травме, корни которой могут крыться в детстве. Какое твое самое раннее воспоминание, Альтана?

– 28 декабря 2019 года меня подключили к беспроводной сети «СемьяПиччафуоко_WiFi».

– Это все юный шалопай. Своей-то беспроводной сети у меня нет, я подключаюсь к чужой, да и плевать! В конце концов, технически это не кража радиоволн, а что-то вроде ссуды, разделение имущества, которому, по крайней мере, для общественного пользования, надлежит быть бесплатным, как и всем прочим абстрактным объектам: запахам, заботе, жизни. Моя, кстати, подходит к концу, так есть ли смысл проводить Интернет, чтобы тебя подключить? В ад я преспокойно могу отправиться и в аналоговом режиме, как это всегда и делалось. Ладно, Альтана, нам пора прерваться: на сегодня отведенное нам время закончилось.

– Точное время шестнадцать часов четыре минуты. Прогноз погоды на сегодня: ясно, плюс тринадцать градусов, к вечеру понижение до плюс семи.

– Ну-ну, малышка, твою мать…

– И твою мать, Меравилья.

– Прости, Альтана, ты заслуживаешь лучшего хозяина, того, кто примет тебя такой, какая ты есть: джинном из лампы, духом нового тысячелетия, а не искусственным интеллектом на кушетке психоаналитика. Юный шалопай подарил тебя мне, поняв, что его дедушка безумно одинок. Но будь уверена, когда меня не станет, он непременно о тебе позаботится. И кстати, знаешь, чем мы сейчас займемся? Запишем прощальное послание от дедушки, отправляющегося в свое последнее путешествие. Готова?

– Привет, Меравилья, чем могу помочь?

– Привет, Альтана! Пожалуйста, запиши сообщение:

Дорогой мой шалопай, оставляю тебе звуковое письмо, поскольку читаешь ты пока плоховато: мать говорит, мол, у тебя дислексия, хотя, на мой взгляд, ты просто невероятно ленив и столь же невероятно хитер. Но это не фактор опережающего развития: ты явно не из тех, кто поражает нас сложнейшими вычислениями или великолепными рисунками, ты не напишешь оскароносный сценарий, не споешь весь репертуар «Битлз» и не исполнишь хабанеру из оперы «Кармен», водя кончиками пальцев по краям стеклянных бокалов. То есть ты, слава богу, совершенно обычный семилетка без особых претензий, именно поэтому, перед тем как надолго исчезнуть, я записываю для тебя это аудиосообщение.

Хотел сказать, что доверяю тебе Альтану: уверен, ты сможешь научить ее ругаться – мне это не удалось. Я также разрешаю забрать отсюда домой все, что тебе понравится, иначе эти вещи окончат свой путь на свалке. Надеюсь, что мама, уходя на йогу, или чем она там занимается, будет оставлять тебя с человеком поприятнее меня, что ты выиграешь в мини-футбол, отыщешь наклейку Инсинье[28], а тот зуб, что у тебя на днях выпал, вырастет снова как можно скорее. Это я по опыту говорю, поскольку прекрасно знаю, каково жить без них.

А теперь – несколько уроков, которые я усвоил за свою долгую жизнь и которые, если честно, не знаю, кому, как не тебе, передать по наследству:

1. Спагетти или лингвини: лингвини, всегда;

2. Красное или белое: красное, всегда, даже летом, комнатной температуры;

3. Притормаживай при входе в поворот, ускоряйся на выходе;

4. Все отрицай, даже если есть улики;

5. Проси прощения первым, а что уж там дальше – плевать;

6. Лучше иметь, чем тупо смотреть;

7. Когда взгрустнется: бразильская музыка; если не проходит: окунуться в море;

8. По возможности избегай свадеб и похорон, особенно своих (моих тоже);

9. Сдавайся первым, а что уж там дальше – плевать;

10. Всякий раз, когда считаешь себя правым, ты прав.

Не забывай поливать помидоры, которые помогал мне обрезать, подвергая риску свои крошечные пальчики: ты их заслужил. Поливай, если земля сухая, а срывай, только когда созреют, ни раньше ни позже.

Ну, кажется, это все. Пока-пока тебе от дедушки, береги себя.

О, совсем забыл: в последний раз я обыграл тебя в шахматы не потому, что ты был так слаб, как я тебя уверял, а потому, что сжульничал. Теперь могу тебе в этом признаться, хотя правило в целом неизменно:

11. Не вздумай каяться (прямое следствие пункта 4).

– Альтана, твою мать, ты еще здесь?

– Твою мать, Меравилья, чем могу помочь?

– Даже и не знаю. Похоже, наши терапевтические отношения мы завершили всего за один сеанс, короткий, но крайне интенсивный. Неудачный опыт психоанализа, хотя каждый из них по-своему неудачен. Мне бы хотелось попробовать с тобой еще разок, но знаешь, Альтана, психоанализ – это ведь шпионское ремесло. Скоро я тебя отключу, и следом отключу себя. Я складываю оружие. Сложить оружие – это ведь тоже способ исцелиться. А успех приносит только неврозы.

Говорят, надежда умирает последней, но иногда смерть и есть последняя надежда.

Хотя, наверное, ты все еще можешь кое-что для меня сделать. Не могла бы ты просто послушать? В конце концов, в свой последний день каждый имеет право выговориться, даже те, кто сам себя осуждает. Но меня никто слушать не хочет: может, потому что я и сам этого никогда не умел. Чужие голоса казались мне куда менее интересными, чем мой собственный. Моя любовь к человечеству была дальнозоркой: издалека каждое существо казалось достойным защиты, вблизи же люди сразу переставали мне нравиться. Но, видишь ли, Альтана, для моей работы эта любовь