Читать книгу - "Консультант - Им Сон Сун"

— Эй, да я так совсем разбогатею. Только потратил деньги — сразу получаю еще.

Она положила на стол конверт.

— Я понимаю, что сейчас у тебя на уме лишь любовь, но все же прошу выполнить работу как следует.

Я взглянул на конверт и ответил:

— Разве я хоть раз пренебрегал своими обязанностями? В чем дело? Что-то не так?

— Не совсем. Это своего рода тест.

Менеджер встала.

— Тест? Но я ведь уже все их прошел.

Сам того не замечая, я перешел на крик. Менеджер прищелкнула языком, будто желая поставить меня на место.

— Даже выданное государством водительское удостоверение время от времени приходится продлевать. Не так ли?

— Но для этого не нужно снова сдавать экзамен.

— Вот поэтому на дорогах и случается столько аварий. Позиция Компании тебе известна.

Она фыркнула и снова перевела взгляд на портфель.

— Убить человека, с которым ты знаком лично, может быть непросто. Но этот человек узнал больше, чем ему полагается.

Менеджер усмехнулась. Я застыл. «Знаком лично, знаком лично, знаком лично» — эти слова кружились в моей голове, отбрасывая все остальные мысли. Кольцо, счастье, которое я чувствовал на протяжении последних нескольких месяцев, прекрасное время, проведенное вместе с Эрин, — все вдребезги разбивалось о два слова: «знаком лично». Я словно прирос к месту — так и стоял, не сняв пальто. Когда я пришел в себя, менеджер уже ушла, оставив после себя лишь конверт: он аккуратно лежал на столе.

Кто же он? Человек, с которым я знаком лично? Кто смог узнать то, чего ему знать не следовало? Я лишь делал вид, что не могу понять, кто это. Но на самом деле я уже знал. Долго думать было не нужно. Лишь один человек приходил ко мне домой. Мой компьютер был забит документами, не предназначенными для чужих глаз, а в шкафу все еще лежало досье на последнего убитого мной человека.

Я убрал весь дом, постирал одежду, разобрал ящики, упорядочил документы в шкафу. Конверт все так же лежал на столе.

Я помыл посуду, очистил сливное отверстие раковины от остатков еды, вымыл машинку и рассортировал мусор. Конверт оставался на столе. Я разобрал накопившиеся за последние четыре года квитанции, избавился от ненужных файлов на компьютере и прочистил трубы. Они были полны какой-то гадости. Я чистил и чистил, а конверт все лежал и лежал. Если бы кто-то спросил меня, как выглядит отчаяние, я бы ответил, что оно похоже на светло-бежевый конверт. По крайней мере, для меня так и было. Я смог вскрыть его лишь через три дня. Но не потому, что мне наконец-то хватило на это смелости. Страх измучил меня настолько, что я больше не мог этого выносить. Я не принял никакого решения. Спасая ее, я обрекал на погибель себя. Будь я человеком высоких моральных устоев, я бы не боялся. Но даже если бы я рискнул своей жизнью, чтобы спасти ее, эти старания оказались бы напрасными, раз она действительно что-то узнала. Компанию невозможно остановить никакими усилиями. Я ведь даже не знал ее настоящего названия.

Я разорвал конверт. Внутри были документы. Я достал их и постучал пачкой о поверхность стола. Аккуратно сложенные листы бумаги казались небывало тяжелыми. Я перевернул первую страницу. С фотографии на меня смотрело знакомое лицо. Я пристально посмотрел в глаза той, кого мне предстояло убить.

Первородный грех

В детстве я как-то попал в церковь на рождественскую службу. Если вы подумали, что я пришел туда ради угощения, то вы явно старше меня. В начале восьмидесятых печенье и булочки, которые предлагали в церкви по праздникам, могли привлечь только бедняков. Но я подружился с мальчиком из очень бедной семьи. В те времена, если бы я попросил своих друзей пойти со мной в церковь за сладостями, то их ответ звучал бы так:

— Вот еще. Лучше поиграем в компьютер.

Но, желая порадовать друга, я решил все же сходить. Причина, по которой Рождество было для меня особенным днем, не печенье и булочки. Я любил его, потому что в этот день все было по-другому.

Сейчас это кажется мне смешным, но, когда я был маленьким, каждый день в девять часов перед выпуском вечерних новостей на экране на фоне картинки с изображением луны и спящего ребенка появлялся диктор и сообщал, что детям пора отправляться в страну снов. Это было весьма в духе того времени, и каждый взрослый человек, застав на улице детей поздно вечером, отправлял их домой. Самим взрослым также не разрешалось выходить на улицу после того, как прозвучала сирена, так что они находились в аналогичной ситуации. В те времена страной правил солдат, за душой у которого было лишь двести девяносто тысяч вон, поэтому государство уподобилось армии.

Тогда мне больше всего хотелось узнать ответ на вопрос «что происходит после полуночи?». Я мечтал увидеть настоящее привидение, а они, как известно, появлялись лишь в полночь. По всей видимости, причина, по которой я их не видел, заключалась именно в том, что я ложился спать в девять часов. А может, в полночь открывалась дверь в четвертое измерение, прямо как в мультфильме «Чудесные задумки Пола»? Вот какие мысли занимали меня перед сном.

«Почему же взрослые заставляют детей ложиться спать так рано? — без конца гадал я. — Во имя сохранения какой тайны детей укладывают в постель всего в девять часов?» Мне хотелось повзрослеть быстрее. Но время редко вставало на мою сторону. Когда кто-то говорил о будущем, мне казалось, что неделя длится как целый месяц, а один год занимает десять. У меня было чувство, что это пресловутое «через десять лет» никогда не наступит.

Но я осознал, что не обязательно ждать, пока я стану взрослым. Исключения есть в любом правиле, и в моем случае этим исключением стало Рождество. Именно в этот день я получал от родителей разрешение остаться в церкви до окончания службы.

Когда я впервые пришел в церковь, все казалось мне странным. Я увидел спектакль, услышал пение и поучаствовал в различных мероприятиях, посвященных Рождеству. Но привычка — ужасная вещь, и к девяти часам мои веки так отяжелели, что сил уже не осталось. Стулья были жесткими, но скука и необычная атмосфера церковного уюта привели меня в страну грез. Так, клюя носом, я проспал почти до полуночи.

Незадолго до двенадцати я проснулся от громкого голоса. Он принадлежал священнику. Звучно и громко он рассказывал о том, как Иисус был распят за наши грехи, уделяя особенное внимание