Читать книгу - "Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин"

– Ватикан?

– Именно. Как вы знаете, я не только адмирал. Я еще и епископ. Поэтому представители Римской Мамы вышли на связь напрямую со мной. Секретность, в том числе от остальных сотрудников корпорации – условие Святого Престола. Так попросила мать Люцилия Мать Люцилия? Похоже, мою римскую молитву услышал не один Ломас. Или это тоже часть нейросетевого протокола?

– Простите, кто?

– Мать Люцилия, – повторил Ломас. – Easypeasy, Маркус. Она прибудет проинструктировать вас лично. Не удивляйтесь ничему из того, что услышите.

Ангел смерти на часах издал еще одну трель, и на подносе с коньяком возник третий стакан. В кабинете Ломаса появилось еще одно кресло: красный бархат подушек, изогнутые ножки, резное золоченое солнце над спинкой. Свое кресло в кабинете Ломаса. Немыслимая честь.

* * *

Несколько секунд кресло было пустым. А затем в нем возникла пожилая седая дама в красной кардинальской мантии.

Мантия выглядела выцветшей и застиранной. Видимо, баночные стилисты давали понять, что кардиналка равнодушна к богатству и переехала в цереброконтейнер лишь для того, чтобы лучше служить другим.

– Маркус Зоргенфрей, – произнес Ломас. – Специальный агент по особо важным делам. Мать Люцилия. Особая представительница Римской Мамы. Ну, за встречу специального с особым…

Ломас взял стакан и отпил коньяку. Мы с матерью Люцилией последовали его примеру – но кардиналка едва коснулась жидкости губами.

– Большая честь встретить вас, мать Люцилия, – сказал я. – Спасибо за ваши молитвы.

– Как мамская нунция, – ответила мать Люцилия, – я молюсь за мир, но реже, чем хотелось бы. Просто не хватает времени. Я занимаюсь другими вопросами. В том числе связями престола с нулевым таером.

– Они у баночного престола еще остаются? – невинно спросил я.

Не уверен, что мой вопрос понравился матери Люцилии – улыбнулась она довольно кисло.

– Они есть и крепнут. Конечно, это правда – баночных прихожан у нас больше. Жизнь на поверхности планеты часто слишком жестока, чтобы человек мог обратить свой лик к любви и свету.

– Истинно так, – перекрестился Ломас.

– Вы, епископ, знакомы с нашей проблематикой, – сказала мать Люцилия. – А вот нашего молодого друга надо подготовить, иначе он не поймет серьезности ситуации.

Она повернулась ко мне.

– Поблагодарив меня за молитвы, вы, вероятно, иронизировали. Но если серьезно – зачем, по-вашему, нужны монахи и монахини, молящиеся об общем благе?

Я пожал плечами.

– Он не понимает, – сказал Ломас. – Другое воспитание.

– Я все же попробую объяснить. Помните, Маркус, то место в книге Бытия, где Бог обсуждает с Авраамом положенную Содому кару?

– Смутно.

– Господь говорит так: «Если найду в Содоме пятьдесят праведников, прощу весь город ради них…» Толпа грешников может быть помилована ради нескольких праведников.

– Вот как.

– Да. Поэтому присутствие монахов и подвижников духа, да и просто добрых людей в нашем мире важно именно для нечестивцев. Праведники и есть те скрепы, ради которых Бог терпит наш мир и позволяет ему существовать. Представьте насильника, охваченного ненавистью, злобой и похотью. Очень скоро он встретится с полицейской пулей. А вот если в нем просыпаются сострадание и любовь, да хотя бы страх Божий, наступает…

– Шизофрения, – буркнул я.

– Нет. Неустойчивое равновесие бытия. Праведники молятся за презирающий их мир – и спасают его изо дня в день. Вы не представляете, мой друг, насколько могущественна молитва.

Я сделал вежливый жест, давая понять, что желаю баночному престолу всяческих удач на всех направлениях.

– Маркус немного простоват, – сказал Ломас, – но это идеальный оперативник. У него лучшие результаты по отделу на семи последних кейсах.

– Я помню только два, – признался я честно. Ломас улыбнулся.

– Контролируемое каше оперативной памяти – гарантия приватности. Можете не опасаться утечек, мать Люцилия.

Мамская нунция с сомнением поглядела на меня, потом на Ломаса.

– Он точно все забудет?

– Точно, – подтвердил Ломас. – Это часть его работы – забывать. Опасаться нечего. Говорите как со мной.

– Хорошо, – сказала мать Люцилия. – Сейчас я повторю то, что уже изложила епископу Ломасу неделю назад.

– Я весь внимание.

– Как я упоминала, я курирую связи с нулевым таером. Помимо внутрицерковных дел это означает также, что я занимаюсь контактами духовного мира с поверхностью планеты. Именно здесь таятся многие опасности, о которых обычный человек даже не подозревает.

Я хотел пошутить, но удержался. Блаженны слушающие и помалкивающие.

– Вы справедливо заметили, – продолжала мать Люцилия, – что у баночного престола сохраняется все меньше связей с миром плоти.

Процесс этот, увы, столь же объективен, сколь прискорбен. Но тем крепче наша связь с миром духа.

Я вспомнил, что в Добром Государстве значительная часть граждан считает Ватикан главной цитаделью мировой ваты (так регулярно намекает конспирологический канал «Ватинформ»), и мне потребовалось усилие, чтобы сохранить на лице серьезно-благочестивую гримасу.

– Некоторые теологи, – продолжала мать Люцилия, – говорят, что христианство прошло три диалектические стадии развития – катакомбную, наземную и баночную. Баночный этап – наивысший в духовном отношении. А в физическом измерении мы теперь спустились гораздо ниже катакомб. Моя банка, например, находится на глубине почти в километр.

– Какой у вас таер? – спросил я.

Ломас сделал круглые глаза, что означало «заткнись уже, Маркус», но было поздно. Такие вопросы среди баночников задавать не принято – но меня отчасти извиняло то, что мамская нунция сама подняла эту тему.

– Пятый, – поджав губы, промолвила мать Люцилия.

– Благослови вас господь, – сказал Ломас. – Какое счастье, что вы будете молиться за нас так долго.

– Так при чем здесь мир духа? – спросил я.

– Терпение, Маркус, – ответила мать Люцилия, – все по порядку. Как вы считаете, чем занимаются монахини и монахи баночных орденов?

– Никогда не интересовался этим вопросом.

– Они ме-ди-ти-ру-ют, – сказала мать Люцилия, выговорив слово по складам. – Знаете, что это значит?

– Примерно. Сидеть у стены и ни о чем не думать.

– Нет, – ответила мать Люцилия, – не совсем так. Не путайте буддийскую медитацию с католической. То, что практикуют буддисты, есть простое угнетение высших функций мозга. Человек, так сказать, добровольно отвергает свою второсигнальную божественность, перестает раздумывать о вечном и переживает бессмысленное блаженство по ту сторону добра и зла. В точности как животное.

– А как медитируют католики?

– О, – сказала мать Люцилия, – это неисчерпаемая тема. У нас есть разные методы и подходы. Например, «Лектио Дивина». Божественное чтение. Мы медитируем над отрывком Писания, размышляя о различных уровнях смысла. Это позволяет встретиться с Богом через рассудок. Или «Исихия». Иисусова молитва. Почти как ориентальная практика мантр, только развернутая в правильном направлении. «Розарий» – набор медитативных молитв, повторяемых в определенной последовательности…

Ломас осторожно поднял руку, но мать Люцилию было не остановить.

– «Экзамен совести», – продолжала она, – это попытка мысленно пересмотреть свою жизнь в свете веры. Вы обдумываете отношения с другими людьми и так далее. «Тихая Молитва» – молчание перед Богом, открытость Ему и бессловесное призывание Святаго Духа. Близка к этому и контемпляция, хотя в ней есть особенности. Духовной медитацией можно считать