Читать книгу - "Когда воют волки - Акилину Рибейру"

этом я убежден, ибо написал Вам три письма и не получил на них ответа. Я думаю, Вы нашли себе другого возлюбленного, потому что сердце девушки изменчиво и быстро забывает о том, кто ее любит серьезно, вопреки всем препятствиям и угрозам родных. А я, даже если б захотел, не смогу забыть Вас никогда. С того счастливого дня, когда мои глаза увидели Вас впервые, я узнал, как прекрасна любовь.

Я всегда буду любить Вас и умру в печали, так как не могу взять в жены девушку, которую вижу во сне. Но любовь, которая, как я мечтал, в один прекрасный день разбудит Вас, подсказывает мне, что Вас отнял у меня Ваш брат. Однажды мы повздорили, и он избил меня. Я хотел просить прощения у Вашего отца и сделать Вам предложение, но Жаиме стал у меня на пути, и теперь мне с ним уже не разойтись мирно. Но поймите, я не хочу ему зла. Я проиграл, я слышал, что он и в карты хорошо играет. Я хотел бы сам убедиться в этом хоть когда-нибудь. Неужели мне никогда не суждено получить от Вас письмо, которое я положу на свое страдающее сердце?

Почему Вы не отвечаете на мои письма, полные любви к Вам? Дорогая, если б Вы хотели, Вы бы призвали на помощь всю свою хитрость и нашли способ послать мне ответ. Это письмо попадет прямо в Ваши руки, я найду человека, который передаст его. Знайте, нет в мире такой преграды, которая может помешать мне жениться на Вас. Клянусь Вам, что моя любовь чиста, самоотверженна и искренна и ничто под луной не заставит меня изменить ей. Примите полный тоски привет от того, кто всегда носит в своем сердце Ваш незабываемый образ и кто предан Вам до самой смерти.

Жду скорого ответа. Прощай, моя любовь.

Бруно»

Фонталва несколько раз перечитал письмо, смакуя его, как индиец смакует горький бетель. Так вот что пишут ослы, посидевшие за партой начальной школы! Смешно! Только дикарь, едва знакомый с грамотой, способен так нагромождать слова! О-о, слишком хороша девушка, к которой они обращены, чтобы отказаться от нее раз и навсегда! Но, разумеется, такими письмами ее не завоюешь. Скорее наоборот. Довольный, что письмо попало ему в руки, Фонталва разорвал его на мельчайшие клочки и разбросал по ветру, который закружил бумажки по траве, как мякину на току. Погрузившись в тревожные мысли, неверной походкой он направился к участку. Вдруг откуда ни возьмись выскочил мохнатый щенок — хвост трубой, морда сердитая — и залаял. Инженер понял, что пришел к Ловадеушам. Мужчина, выглянувший из-за стены, позвал:

— Фарруско, сюда! Фарруско!

Фонталва притронулся к шляпе.

— Здравствуйте, сеньор Ловадеуш. Помните меня? Мы виделись на собрании в палате.

— Как же! Помню, помню, входите, пожалуйста…

Мануэл открыл калитку, и инженер вошел. У Мануэла на руке были часы, одет он был в старый пуловер. Участок, около четырех гектаров, полого поднимался вверх, где виднелась полоса сосен и дрока, пониже — жниво, еще ниже — стена кукурузы и огород, который перерезала сверкающая сталь ручья. На вершине работали каменщики, возводившие дом. Под яблонями мужчина в рубашке из домотканого полотна, пожилой, но еще крепкий, поливал грядку фасоли. Видимо, это был отец Мануэла. Заметив инженера, он остановился и, выпрямившись, стал смотреть на него. Поза старика выражала нерешительность, очевидно, он раздумывал, стоит ли ради этого незнакомца бросать работу. Но, увидев, что сын и Фонталва, ведя какой-то разговор, медленно пошли по дорожке, снова склонился над грядкой. Фарруско занялся тем, что стал выискивать клещей и грызть их. Он прыгал, извивался, яростно лаял. Кругом, судя по всему, было много дичи и кроликов. Это отметил про себя инженер, бросавший по сторонам якобы рассеянные, а на самом деле внимательные взгляды.

— Меня назначили ответственным за лесное хозяйство в горах, — сказал он. — Я знаю, сеньор, что вы одно из наиболее уважаемых в здешних местах лиц, и хотел бы познакомить вас с тем, что государство предпринимает или намерено предпринять. Крестьяне ставят нас в очень затруднительное положение, когда заявляют, что мы нанесем им ущерб…

Фонталва изложил официальную точку зрения на данный вопрос.

Мануэл выслушал его молча и ответил:

— Если вам нужен уважаемый человек, то, видимо, речь идет о моем отце. А я сегодня здесь, завтра там, да и в деревне-то я чуть больше полугода. И все же соблаговолите выслушать то, что я вам скажу, словно это говорит мой отец. Он тут поблизости и не даст мне солгать. Я знаю, почему государство вынуждено объяснять необходимость лесопосадок в горах, но знаю и соображения, которыми руководствуются горцы, не желающие, чтобы у них отнимали то, что они считают своим. Я был в числе тех, кто ездил в город защищать интересы деревень, и видел там вас, ваше превосходительство. Если вы не помните меня, то только потому, что нас было очень много и ваши заботы помешали вам обратить внимание на мое лицо. Я хочу сказать, что это дело я изучил досконально. А коли так, то знайте, что, на мой взгляд, и вы правы, и мы тоже. Как же нам поладить? Вот в чем загвоздка, не так ли?

— Конечно.

— Теперь раз дело уже зашло далеко, мне кажется, сеньоры не должны добиваться решения силой. Если вы придете сюда с тракторами и войсками, чтобы защищать эти тракторы — а я такое слышал, — прольется кровь. Не сомневайтесь, сеньор, так оно и будет.

— Именно этого мы и хотим избежать любой ценой. Поэтому я и пришел договориться с вами, как буду договариваться с остальными.

Мануэл развел руками.

— От меня ничего не зависит. К тому же ни за что на свете я не откажусь от данного мной обещания. Если горцы выступят против солдат, сеньор увидит меня в первых рядах, но стрелять я не буду, и, когда откроют огонь, упаду одним из первых.

Он произнес это с какой-то романтической гордостью, и Фонталва почувствовал к нему симпатию.

— Никого не убьют, — улыбнулся инженер. — Если вести работы буду я, не раздастся ни одного выстрела.

— Да услышит вас бог, а с нас хватит и нищеты, в которой мы прозябаем. Поверьте, сеньор, горцы так бедны и жалки, что дальше некуда, жизнь для них и так несладка…

— Вот-вот! Мы хотим, чтобы им жилось лучше. А вы не верите в то, что, если горы засадят лесами, крестьянину будет легче?..

Ловадеуш улыбнулся неопределенно, немного скептически и сказал:

— Согласен, но только богатому,