Читать книгу - "Возвращение в Триест - Федерика Мандзон"

и стороны. Ты на чьей стороне? Вопрос, который ее всегда смущал. Другой конфликт показал ей, что сложно провести четкую линию между друзьями и врагами и желательно оставаться в стороне, заявлять свою непригодность, держаться подальше.

– Ты боишься? – спросил ее главный редактор.

– Нет, не боюсь, – сказала она. Потом, помедлив, добавила: – Только у меня множество сомнений, я не могу ехать туда со своими сомнениями.

Но редактор уже разговаривал по телефону с кем-то другим и ничего не слышал, не уловил ни стыда, ни доверия. Закончив разговор, он улыбнулся ей:

– Тебе просто нужно отдохнуть. Уверен, ты гораздо отважнее половины мужчин, которые выстроились в очередь туда ехать, у них просто свои амбиции. Вот увидишь, ты еще передумаешь.

Она улыбнулась ему, но не передумала.

Тем временем наступил вечер, нет смысла искать Вили сейчас, лучше подождать до завтра. Может быть, еще не поздно уехать, думает она, сесть в машину и покатить на запад. Наследство – это вязкое имущество, которого стоит остерегаться, это ловушка, расставленная памятью и прошлым, – так учил ее отец однажды, когда они сидели на рифах этого моря с другой стороны залива, там, где в те времена был югославский берег, так близко от города, что не нужен паспорт, чтобы попасть туда, достаточно «пропустницы» – сложенной бумажки на двух языках.

– Если захватят город, ты останешься с нами? – спросила она его тогда.

– Кто захватит?

– Югославы.

– Они не собираются захватывать никакие города, им и так хорошо.

– В школе говорят, что у них самая сильная армия в мире.

– Возможно.

– Папа, ты друг Тито?

Прежде чем ответить, он прислонился спиной к скале и скрестил руки за головой:

– Есть люди, которых мы считаем друзьями, но на самом деле совсем их не знаем. Для этих людей власть важнее всего на свете, даже самих себя.

Она не поняла и смотрела в небо, которое нависало над ними, как мысль, которую не получается ни с кем разделить.

– Когда ты был маленький, ты жил там?

– Это неважно.

– Но я хочу знать.

– Не обязательно знать все. Наоборот, иногда лучше не знать.

– Ты всегда говоришь, что мы должны знать как можно больше!

– Это о настоящем. Прошлое не играет роли.

Дедушка бы с этим не согласился.

– Знаешь, zlato, – он часто звал ее так, когда они оставались вдвоем. – Все зависит от географии, а не от истории. Прошлое и память переоценены. Во имя памяти ищут гробницы с костями, откапывают мертвых вместо того, чтобы оставить их в покое, начинают сводить счеты, которые были чудом забыты.

Он всегда вел такие разговоры с ней, даже когда она была совсем маленькая, и только много времени спустя она обнаружила, что помнит каждое слово, и начала понимать, что он имел в виду.

– Мощи опять входят в моду, – пробормотал себе под нос отец.

– Что такое мощи?

– Останки мертвых людей, которые почитают за то, что они обладают магической силой.

– А они правда обладают?

– Некоторые так думают. Но мощи – как прошлое, им хорошо под землей, подальше от живых людей.

– Дедушка говорит, что прошлое важно, – вырвалось у нее.

Отец обернулся посмотреть на нее.

– Потому что прошлое – это как камень, который привязывают тебе к ногам. Чем тяжелее камень или чем больше у тебя камней, тем тяжелее плыть в открытое море. А люди, которые там плавают, наводят страх.

Альма не сводила глаз с неба, она не знала, что сказать, когда утверждения отца противоречили словам деда, то есть почти всегда.

– Я не понимаю.

Он подумал немного:

– Вот возьми наш город. Видела тут и там на улицах таблички со стихотворениями?

Она кивнула, все знают эти стихи наизусть.

– Эти таблички висят, потому что тут родились известные поэты и писатели. Но это было много лет назад. Когда они были живы, никто их не ценил, их презирали, потом они умерли, и все бросились их вспоминать и ставить им памятники. Вы проходите их в школе. Вас учат, что это классики. Вы зубрите и зубрите, а если вам вдруг взбредет в голову написать собственный фантастический рассказ, вам сразу скажут, что нужно сначала изучить произведения великих писателей, которые составляют ваше наследие. И из-за таких речей в городе больше не рождались великие писатели. Прошлое их всех раздавило.

– Раздавило?

– Да, прямо насмерть, всех передавило.

– Папа?

Он рассмеялся:

– Надо бежать от наследства, zlato. Бежать со всех ног.

Этот его смех показался ей искусственным:

– Почему ты никогда не с нами?

– Я всегда с вами, – сказал он, но, возможно, сам уловил фальшивую нотку в своем голосе и снова посмотрел на нее, на этот раз серьезно. Он встал и протянул ей руку, чтобы она пошла с ним на валуны поближе к воде, где брызги мочат ноги.

Устроившись там внизу, они вдыхали кладбищенский запах водорослей и смотрели на сине-зеленое дно.

– Возьми, к примеру, волны, – сказал отец. – Знаешь, волнам нужно открытое море, чтобы образоваться, чтобы стать сверкающими и пенными, но потом они всегда возвращаются на берег. А едва коснувшись берега, они рассыпаются, и тогда море забирает их назад, отбрасывает на глубину. Так происходит постоянно.

Во взрослом возрасте она поняла, что люди находят чудесные метафоры не для того, чтобы объясниться, а для того, чтобы спрятать и отвлечь, чтобы то, что им по-настоящему дорого, так и осталось скрыто. Еще предостеречь, а иногда и обмануть. Но чаще всего, чтобы получить то, чего хотят.

– Но ты же не волна! – сказала она.

Отец расхохотался на свой цыганский манер, запрокинув голову, так что льняная рубашка приоткрылась на его загорелой груди.

– Обещай мне одну вещь.

Она кивнула.

– Когда вырастешь, ты не будешь ковыряться в дурацких корнях прошлого. Не станешь поддаваться культу мощей. Будешь идти легко, изобретая собственную жизнь. Хорошо?

Теперь пришел ее черед рассмеяться над торжественностью этой клятвы.

– Не смейся, это серьезно.

Она не поняла, что он имеет в виду, но обещала. Он сжал ее руку, выражая так свою любовь, и они полезли обратно по скалам наверх.

– Папа?

Он обернулся, снова веселый.

– А ты не возвращайся туда.

– Ты имеешь в виду сюда.

Война

(Страстная суббота)

В номере гостиницы есть балкон, выходящий на море, в этот утренний час подернутое дымкой бледного света, словно на пленке кинопроектора. Еще рано, она не собирается сразу бросаться на поиски Вили на виа Сан-Спиридионе. Ей хочется подняться к старой границе за домом на Карсте, туда, где стояла заброшенная казарма, в детстве мы пролезали туда через дырку в заборе, чтобы побродить среди зданий казарм и учебных плацев в духе Восточного блока. Город нашего детства был реликтом, окруженным ржавыми плетеными сетками, которые легко продырявить садовыми ножницами; охраняемый патрулями таможенников, город всегда на