Читать книгу - "Цимес - Борис Берлин"

Мы лежим неподалеку от дома, на вершине холма — Сима и я. За кронами деревьев внизу видна его крыша. На траве между нами остатки обеда — почти пустая бутылка белого вина, сыр, хлеб, маслины, виноград. Сима грызет травинку и смотрит в небо. И произносит — лениво и глуховато:

— Знаешь… Я понимаю, почему все люди — разные…

— Правда? Ну расскажи — почему же? Мне интересно.

— Только не смейся, ладно? Я серьезно. Я никогда ни с кем об этом не говорила. Вот только сейчас — с тобой… — она поворачивает голову, смотрит на меня и продолжает: — Может потому, что, как сейчас, у меня еще никогда не было, а может… может потому, что больше — не будет. — Она снова откидывается на спину и молчит. Минуту, две…

— Хорошо, что ты не говоришь со мной, как все: ты еще молодая, у тебя все впереди, жизнь прекрасна. Я и сама знаю. Ты тоже думаешь, что я маленькая и можно меня за ручку — как сегодня.

— И что в этом плохого?

— Ничего. Просто это значит — как все.

— Нет, об этом можешь не беспокоиться, ты ведь — Симонетта, и я слишком хорошо тебя знаю. И слишком давно…

— И об этом ты мне тоже расскажешь, ладно?

— Ладно. Но сначала — ты. Ты ведь начала про…

— Про то, что все люди разные.

— Нет, про то, что ты понимаешь почему… Так — почему?

— Ты не поверишь и будешь смеяться. Ну и пусть… Скажи, чего на свете больше всего? Ну, вот ты смотришь вокруг, и что ты видишь? Чего — больше всего?

— Тебя…

— Конечно… Но я не об этом. Я — о мире вокруг.

— Так и я о том же. Тебя…

— Нет, Сандро! Неба! Больше всего — неба. Всегда. Всегда и повсюду, для всех.

— Хм, допустим. И что из того?

— А то из того! Я, сколько себя помню, всегда любила на него смотреть, вверх. С детства.

— Ну, это недавно…

— Пусть. Все равно… Я ведь родилась в России. Есть такой городок недалеко от Питера, то есть от Санкт-Петербурга, — Выборг. Вот там. Это почти север России. Потом училась в Москве, стажировалась в Европе… Я много поездила, и ты не думай, что я совсем, ну… неопытная.

— Я так не думаю… Так что, все дело в небе? Небо виновато?

— Да. И ты зря смеешься. В каждой стране небо разное. Поэтому и люди разные, понимаешь? Русские не такие, как французы, итальянцы отличаются от немцев. Вот, например… Небо Франции — оно легкомысленное, веселое, безмятежная лазурь, а на ней — штрихи, мазки, птичьи всплески — сплошной импрессионизм. В России — глубокое, как колодец, синева молчалива, а на дне может быть и счастье, но вдруг — тяжесть и нечем дышать…

— Ты — умница… А какое оно здесь?

— Такого, как здесь, я не видела никогда. Такого близкого мне. Такого моего. Это — как нежный голубой взгляд, обращенный вовнутрь, в себя, — небо словно любуется собой, и эти кудрявые облака… Мне все кажется, за каждым прячется маленький ангел, похожий на ребенка. Как на старых полотнах. Такой упитанный, в кудряшках…

Она улыбается, а я наклоняюсь над ней, беру ее руки и целую. Кончики пальцев, ладони, тонкие запястья — ниточка пульса под нежной кожей. Потом я чувствую губами солоноватый привкус ее пота в локтевой ямке и закрываю глаза…

Сима сначала сосредоточенно сопит, затем начинает сдавленно хихикать и вдруг заливисто смеется — уже не сдерживаясь — хохочет и хохочет, до слез, задыхаясь от смеха и с трудом выговаривая:

— Ой, пусти… отпусти, Сандро… Это ужасно… щекотно…

И я отпускаю ее — наконец…

Когда я первые увидел Симонетту, ей едва исполнилось двадцать.

Прием был в самом разгаре, она стояла рядом со старшим из герцогов, посредине всего этого великолепия и отвечала на приветствия. Она с любопытством оглядывалась, кивала гостям, произносила несколько вежливых слов, потом поворачивалась к мужу и что-то тихо ему говорила… Легкая улыбка и рыжеватая прядь, спадающая на ее точеное нежное плечо…

Едва увидев ее, я понял, что это — навсегда. И сразу, в ту же секунду, захотел ее — писать. Любую — в парадном платье, зашнурованном наглухо до самого подбородка, в тонкой батистовой сорочке, сулящей много больше, чем скрывающей, даже — невозможно поверить — нагую…

— Хочу представить вам одного из самых известных наших живописцев, Сандро Боттичелли. Синьор Боттичелли, синьор Марко Веспуччи и его супруга — синьора Симонетта. — Лоренцо склонил голову набок и улыбнулся.

— Синьора, — кланяюсь я.

— Синьор Боттичелли, — произносит она и улыбается — не мне.

Так вот что это такое — тоска…