Читать книгу - "Песнь песней на улице Палермской - Аннетте Бьергфельдт"

– Эльсклинг…[36] – улыбается папа.

У Ольги глаза вылезают из орбит, а я не знаю, решусь ли теперь встать ночью, если вдруг захочется пописать. Филиппа, прищурившись, отрывает взгляд от тарелки с овсянкой. По большей части она рассматривает нашу мать под скептическим углом зрения. Как некое бессмысленное чужеродное тело на предметном стекле микроскопа.

Хотя они обе и имеют пропуск туда, в потусторонний мир, в этой жизни души их отнюдь не резонируют друг с другом. Сдается мне, и туда, наверх, они входят каждая в свою вращающуюся дверь.

Мать моя духовных исканий чурается. Ей больше по сердцу сходить в «Магазин» и получить бесплатно пробный тюбик ночного крема. Нет, походы в универмаг ей никогда не наскучат.

И все-таки порой она берет нас с Ольгой в русскую церковь. Нет, не на службу, потому что православные религиозные церемонии невероятно длинны, а субботним утром, если церковь в тот день открыта.

Мы покидаем дневной свет на Бредгаде и попадаем в полумрак обители вечности, полной икон, запаха ладана и чудес.

– Никому неизвестно, кто насылает на меня эти сны, – шепчет мать моя и осеняет себя крестным знамением.

Мы ставим свечку во здравие бабушки и возносим молитву о здоровье Филиппы. Сама Филиппа с нами в церкви не бывает никогда. Перед уходом я прошу Господа даровать моей матери вечную молодость.

И да, она обладает даром предвидения. Получает с другой стороны известия о событиях, которые позже разворачиваются в точности так, как пригрезились ей.

– Эви из парикмахерской станет в этом году мисс Дания! Она будет известна как Девушка с улицы Пармагаде, а потом выйдет замуж за голливудскую звезду, – восклицает моя мать.

– Ну, ей-богу, кто бы сомневался, – ворчит Варинька.

Ибо до появления на свет Ольги Эви была самой красивой девушкой во всем нашем квартале. Предсказание, однако, сбывается, а Эви и посейчас живет в Голливуде.

А матери моей тем временем снится, что сын церемониймейстера похорон Микаэль падает с подоконника, ломает шею, и его хоронят на второй день после Рождества. И все в точности так и происходит. Как и многое другое. Сосед напротив выигрывает в государственную лотерею на той же неделе, а Грета и Йорген Ингманн получают Гран-при Евровидения в Лондоне за «Танцевальную песню»[37].

Впрочем, приблизили мать мою к Богу вовсе не многочисленные ее появления в высоких воздушных слоях. Видения были у нее с раннего детства. К великой радости деда. Наконец-то он нащупал дверцу, ведущую на ту сторону. И какого посланника обрел!

Названная Евой, мать моя стала первой женщиной в мире. Первой из всех женщин на земле. А Ева создана не для того, чтобы противостоять соблазнам.

С самых своих юных дней она зажигала огонь в сердцах сынов копенгагенских. Все они – и даже само светило – посылали ей вслед долгие взгляды. И она по-прежнему тщательно отслеживает любое движение воздуха, способное нагнать хоть малюсенькую тучку и омрачить ее настроение.

В день ее рождения всегда ярко светит солнце. Всю жизнь мы, дочери, следим, чтобы ни одно случайное облачко не забрело на ее небосклон. А следить есть за чем, ведь над Амагером долгие месяцы висят туманы. Если в течение дня давление коварно снижается, гнев Евы не знает предела, и тогда кажется, будто в доме кто-то исполняет танец с кастаньетами.

– Ннникккккогггодддда я не виддделлла ничеггго подддддобббббного!

Распушившись, любимая папина голубка мечется по дому, словно отбивая на ходу чечетку.

– Согласные, они как туфельки для фламенко! – кричит Ольга, и ее точно ветром сдувает из дома.

Мать моя и сестра в равной степени холерики и потому терпеть не могут резкой смены настроения друг у друга.

Счастливей всего Ева ощущает себя в рейсовом самолете SAS или когда, подобно Венере, рождается из пены морской. А вот на суше беспокойные ее каблучки всегда в пути. Она спешит в «Магазин», на теннисный корт или на вечеринку, где станет самым светлым пятном на праздничном полотне. Там на нее обращено всеобщее внимание, там все приглашают ее танцевать. А папа при этом только улыбается. Такую цену он платит за то, чтобы обладать своей собственной Грейс Келли.

Иногда я размышляю, объясняется ли способность моей матери совершать квантовые скачки из одной временно́й зоны в другую опытом работы стюардессой или же тем, что она не слишком одарена от природы. От ее постоянной смены душевной погоды у меня, во всяком случае, болит живот.

Зато если звезда ее в зените, устоять перед нею невозможно. Это когда ветер берет паузу, а лиловые грозовые тучи испаряются и от пауков даже следов в саду не остается. Когда Филиппа не хворает, а мать моя побеждает Лиззи за счет какой-то сногсшибательной подачи, или когда они с папой идут в город на танцы под музыку секстета в ресторан отеля «Нимб».

О, тогда мать моя воплощает собой праздничный фейерверк с двойным запасом хлопушек с конфетти. Вечно юная девушка, с которой мужчины начинают заигрывать, где бы она ни появилась.

Я слежу за каждым ее движением, когда она сидит в шелковой комбинашке и делает педикюр, а дымок от ее «Пэлл Мэлла» тонкой струйкой взвивается к потолку спальни, точно исполняя танец живота. Лак высыхает, она вытягивает ноги и, довольная результатом, вынимает заложенные между пальцами кусочки ваты.

А потом по дому проносятся волнами Hong Kong Mambo и Cao Cao, Mani Picao.

– А ну-ка, девчонки! – кричит она, срывается с места и начинает учить нас, как правильно покачивать бедрами, танцуя свинг.

Это вам не ирландский riverdance[38], когда ноги отбивают ритм, точно барабанные палочки, выколачивающие крахмал из картофеля. Даже Филиппа осторожненько экспериментирует с мамбо. Мать моя так перебарщивает со своей туалетной водичкой Rochas Femme, что дышать приходится, приложив к носу рукав. Но этот запах не перебивает ее собственный и гораздо более эксклюзивный. Морская вода, жимолость и вечно неизбывный августовский аромат. Просто удивительно, как матери моей удается сохранять летний запах весь год напролет.

* * *

Чтобы кратко перечислить, чем мы занимались, проводя лето на папином острове, лучше всего воспользоваться причастиями. Мы были купающимися, воркующими, мечтающими, рисующими. Двенадцатилетнему подростку не нужен банк, ему не нужно ни с кем ссориться или работать для карьеры. Пока не нужно. Пока нужно просто быть. Лежать на скалах и смотреть, как утренний самолет вспарывает небо, словно конверт с давно ожидаемым письмом. Слушать, как шумит березняк и волны прибоя ударяются о скалу Халлас.

Но