Читать книгу - "Конец Вавилона - Гийом Аполлинер"

Но участь евреев была исключительной. У других порабощенных народов даже принцы бедствовали. Из них составляли дворцовые бригады высшей челяди. Так что у царя перед очами постоянно находились свидетели его побед.

* * *

Что же до дочерей и сестер этих побежденных принцев, их царь предназначал для своего гарема. Он самолично производил тщательный осмотр всех принцесс, чье происхождение представлялось неопровержимым. Горе тому, кто попытался бы похитить из его дома какую-нибудь девушку! Он отбирал не только тех, что были красивы, он стремился иметь в своем гареме девушек благородного происхождения, образованных девушек, с которыми он мог бы при случае побеседовать, отдохнуть не только телом, но и душой. Красавиц царю Вавилона могли поставлять в любом количестве! Девушки царской крови, происходящие из пятнадцати-двадцативековых династий встречались редко. Большинство царских рабынь из тех, кто в гареме пользовался собственными спальнями, были очень древних родов.

Вавилонские цари, гораздо менее достоверного и древнего происхождения, полагали даже определенным шиком заселять ими сокровенные покои своих дворцов.

* * *

Когда к царю приводили этих гордых женщин, Валтасар находил удовольствие в том, чтобы подвергать их тысяче самых обидных оскорблений, дабы унизить их нравственно и физически. Порой он поднимался в великолепные сады, устроенные по его приказанию прямо над гаремом. Там росли деревья редких пород с изысканными плодами, там мелодичными голосами пели птицы, которым предусмотрительно подрезали крылья.

Придя на закате в сад в сопровождении своего евнуха, Валтасар удобно устраивался в шезлонге. Пред его очи приводили юную принцессу с непреклонным и гордым взглядом. Он просил ее убрать вуаль, покрывающую плечи и груди, и склониться перед ним. Обычно она подчинялась. Тогда царь требовал, чтобы принцесса сняла тунику и предстала перед ним обнаженной. Уже задетая первым оскорблением женщина возмущалась. Тогда Валтасар призывал какую-нибудь жалкую рабыню и приказывал евнуху или матроне высечь до крови ни в чем не повинную статистку. Иногда он даже соблаговолял сам взять в руки хлыст.

Поняв причину подобной экзекуции, принцесса, смирив свои чувства, обнажалась, одной рукой прикрывая лицо, а другой — низ живота.

— Надменная дева, — говорил Валтасар, — на коленях лобызай стопы своего господина.

Бедная девушка, покрасневшая и смущенная, но уже почти усмиренная, порой соглашалась на акт поклонения.

Валтасар, и сам полуобнаженный, вновь растягивался на ложе, а рабыни, которых это зрелище наполняло радостью, легко обмахивали его опахалами.

— Я твой господин, — говорил Валтасар. — Дева непорочная, твоя чистота принадлежит мне. Но тебе подобает пойти навстречу своему владыке. Подойди, и пусть твои ласки пробудят во мне желание!

Ни одна принцесса никогда с первого раза не соглашалась оказать царю подобную услугу.

Тогда Валтасар, вновь в воспитательных целях, приказывал подвергнуть все ту же несчастную рабыню нескольким легким и изощренным пыткам, например: содрать кожу с бедра, проколоть язык, посадить на кол.

Пока никто еще не прикасался к принцессе.

Если девушка не покорялась, тогда Валтасар приказывал схватить ее и высечь. После чего на несколько дней ее вновь водворяли в ее прекрасные покои. Если вторая попытка не приносила результата, ее подвергали более суровому наказанию.

Когда наконец-то укрощенные прекрасные принцессы соглашались подойти к безразличному деспоту, стоило их робкой и нерешительной руке коснуться его плоти, стоило им облобызать ее, Валтасар, удовлетворенный, просил их остановиться и щедро одаривал. Он не овладевал своими наложницами публично, даже перед приближенными служителями гарема. Однако лицо его озаряло ликование от победы над гордостью и стыдливостью высокородных дев, воспитанных при дворах гораздо более чопорных, нежели его собственный.

— Я никогда не принуждал их силой, — обыкновенно говаривал он со смехом, — они всегда сами предлагали мне себя!

Он не уточнял, что некоторые из них, наиболее упрямые, так и не согласившись на первое требование, погибли под ударами хлыста!

* * *

Рабыни душой и телом принадлежали своему господину. Серьезной обидой было, если хозяин дома отказывал в любви какой-либо из принадлежавших ему женщин.

Всем, от законной жены до простой служанки, от наложницы до горничной, — всем следовало пройти через ложе главы семьи. В конечном счете это являлось гарантией покорности. Женщины не требовали иного вознаграждения, помимо возможности время от времени удовлетворять желание мужчины, вещью которого считались. Известны случаи, когда рабыни кончали с собой из-за пренебрежения господина. На шее все они носили опечатанную цепь с бронзовой табличкой, на которой было указано имя их хозяина и дата покупки.

* * *

Рабы-мужчины в Вавилоне — те, что не выполняли никакой домашней работы, государственные рабы — использовались на городском строительстве. Под присмотром вооруженных кожаными плетками надсмотрщиков они с утра до ночи возводили гигантские монументы, великолепные дворцы, не имеющие себе равных храмы. За ними не признавалось право ни на усталость, ни на болезнь. Когда раб отказывался работать, его забивали насмерть.

Бунт, побег сурово карались как собственником, так и на общественных работах. Ссылали на каторгу, сажали в клетку, на кол, заживо сдирали кожу, распинали на кресте, вырывали глаза, отрезали половые органы.

По отношению к взбунтовавшемуся рабу закон был очень суров. Вавилонянин, убивший своего раба без причины, подвергался простому штрафу в размере одной полумеры зерна.

* * *

— Ну что ж, я взгляну на малышку, — сказал Виетрикс, — раз уж ты настаиваешь, мой добрый Нафтали. Маленькое чудо, говоришь? К несчастью, боюсь, я буду чересчур придирчив, потому что прошедшим вечером одна египетская куртизанка на несколько часов лишила меня моральных и физических сил, по крайней мере, всякого желания.

Маленькая рабыня действительно спала, крепко сжав кулаки, когда толстая ассирийка, которую Виетрикс только что произвел в кухарки, пришла будить ее. Девочка поднялась с трудом, однако, привыкшая к грубости, покорно последовала за старшей.

— Что за чертовка эта египтянка! — продолжал размышлять Виетрикс, в мозгу которого все еще витали пары нектара. — Вот что, в память о ней назову девочку Ануке. Ануке! Нафтали, что ты об этом думаешь?

— Если ты хочешь сохранить имя независимо от религии, то, разумеется, это подходит. Единственная мудрость…

— Мудрость? Нет, мудрость оставим на завтра, — воспротивился Виетрикс. — Сегодня у меня дела посерьезней. Итак, пусть это дитя скинет свои покровы!

Девочка предстала перед своим господином. Но едва она увидела Виетрикса, ее словно обуял страх. Спрятав лицо в ладони, она отвернулась.

— Это еще что! — прикрикнула кухарка и, резко схватившись рукой за тунику ребенка, следуя приказанию господина, попыталась вырвать ее у девочки.