Читать книгу - "Ступени к чуду - Борис Семенович Сандлер"

в этом самом кресле. Закинув голову назад, он, меж тем как его брили, дремал. Одну щеку Берл ему уже оголил, другая же была густо удобрена мыльной пеной. Незваные гости долго не задержались. Один выхватил у обомлевшего хозяина бритву из рук, второй железной хваткой обхватил его сзади, как обруч бочку, а третий без лишних слов вывалял помазок в корытце с пеной и мигом намылил голову парикмахера. Большой шевелюрой Берл похвастать не мог, но его поредевшие черные волосы всегда были аккуратно расчесаны на пробор и обильно умащены брильянтином. Не успел бедняга и пикнуть, как призрак с бритвой вмиг обсмыкал его от бровей до затылка, да так чисто, что его голова засияла, как керосиновая лампа. В эту самую минуту, когда работенка уже подходила к концу, встрепенулся недодремавший шамес. Некоторое время он сидел неподвижно, тараща в зеркало заспанные гляделки и не понимая толком, спит ли он еще или уже проснулся. Наконец он сорвался с кресла и как был, с салфеткой, обвязанной вокруг шеи, вылетел вон. Недобритый шамес бежал по темным улочкам и вопил не своим голосом: «Мертвые встали! Мертвые встали!» Другой клиент, Мотл Веревочник, который до той минуты ни жив ни мертв тулился в уголке и не знал, куда деться от страха, тоже, как говорится, взял ноги в руки… На следующее утро Местечко кипело. Каждый имел о происшествии свое мнение, каждый толковал его на свой лад. После долгих дебатов местные мудрецы пришли к единому заключению: все три субъекта, несомненно, не кто иные, как три ангела, сошедшие на землю, чтобы через Берла Кацмахера, а точнее — через обритие его бедовой головы, оповестить народ о том, что скоро грядет мессия и что пора собираться в дорогу. Да, кажется, все стало вено, и только одного никак не могли уразуметь: зачем понадобилось ангелам чернить себе лица? Но на то они и ангелы, чтобы додумываться до таких вещей, которые простым смертным нипочем не объяснить, будь они даже самыми умными мудрецами в Местечке. Кто знает, как далеко зашла бы вся эта история, если бы Велвл Лапша, находясь, по своему обыкновению, в подпитии, не сболтнул однажды, что именно с его легкой руки голова Берла Кацмахера превратилась в сплошной пробор.

…А солнце не движется, висит над моей головой, словно его приколотили к небу гвоздями. Когда же наконец покажется эта зеленая рощица? Я иду, иду, а дороге, похоже, не будет конца. Меня мучает жажда, в горле пылает огонь, и жар расходится по всему моему телу. Как хочется пить!

Там, впереди, недалеко от парикмахерской Берла Кацмахера, в самом центре Местечка, под ветвистым раскидистым орехом ждет меня старый колодец. Я не раз слышал от мамы, что такой чистой, такой целебной, такой студеной воды, как в этом колодце, она нигде больше не пила. Собственно говоря, с него и началась жизнь в Местечке. Сколько оно себя помнит, оно помнит и колодец под орехом. Как будто орех всегда был старым и колодец тоже всегда был старым. В ночи, когда над Местечком всплывал в небо новорожденный месяц, к колодцу украдкой пробирались девушки и, перегнув стан через замшелый сруб, боязливо заглядывали в черную глубину: может быть, то, что говорят об этом колодце, правда, и они увидят лицо суженого. Ни один человек в Местечке не вспомнит, не скажет вам, кто этот колодец выкопал, даже ветхая повитуха баба Лея, которая до того стара, что правнуки выносят ее по утрам из дома, как черную куклу, сажают на завалинку, и она сидит так целый день, тихо покачиваясь из стороны в сторону, словно сама себя убаюкивает перед вечным сном. Старенькая, вся сморщенная и скрюченная, она больше всего напоминает собственный черный узелок, с которым столько лет ходила принимать роды. Баба Лея кажется такой же старой, как орех, колодец и само Местечко. Сколько младенцев она встретила в этом мире, омыла колодезной водой и благословила на счастливую жизнь до ста двадцати лет! А сколько сказок она знает! Как пестрые пташки, они разлетелись по домам и свили себе гнезда в сердцах ребятишек. Есть у нее и сказка о старом колодце. Мама тысячу раз мне ее пересказывала. Когда в Местечке умирает благочестивый, праведный еврей, душа его ныряет в бездонные глубины колодца, и оттуда начинается ее путь на седьмое небо. Но прежде чем душа заберется так высоко, она искупается в сотне хрустальных ключей и вод и, очистившись от всей земной скверны, выплывет на небо и засияет там наравне с другими звездами, как светлая невеста под свадебным балдахином.

Я должен, мне надо идти дальше. Я хочу увидеть мамино Местечко своими глазами, выслушать все до одной сказки бабы Леи, глотнуть исцеляющей воды из колодца под старым орехом, и мне сразу станет легче, я буду здоров и никакая операция мне не понадобится.

Из последних сил я выхожу, наконец, на гребень холма. Вот она, эта прохладная чудесная роща! Так близко, что кажется: протяни руку — и проведешь кончиками пальцев по зеленым кудрявым верхушкам деревьев. Я слышу их шепот, я чувствую на своем лице их свежее дыхание. Я пришел. Я здесь, недалеко от желанного уголка, где началась жизнь моей мамы. Самого Местечка я пока не вижу — рощица заслоняет его. Но вот и легкий прозрачный дымок, втрое скрученной нитью соединяющий Местечко с небом, — словно первый привет от моего дедушки. Он, дедушка, печник. Почти во всех здешних домах стоят печи, сложенные его руками. Я никогда не видел моих дедушку и бабушку, а они меня и подавно. Но я все равно их сразу узнаю: мама так много рассказывала о них, что они как живые стоят у меня перед глазами. Правда, может случиться так, что мои дедушка и бабушка не догадаются, что я — это я. Нет, этого быть не может! Родного внука?! К тому же, говорят, мама на меня страшно похожа, и они во мне узнают ее. Я так и вижу, как они мне обрадуются! Бабушка, конечно, напечет кнышей с кабаком, и мы все трое сядем за стол: бабушка и дедушка с одной стороны, а я — с другой, напротив. Я буду уплетать бабушкины кныши, а они — смотреть на меня и переглядываться: какой гость! какое счастье! какой праздник посреди недели!..

Но что это? Из Местечка слышатся крики. Что там стряслось? Неужто все женщины разом поссорились между собой? А может быть, Местечко посетили новые ангелы? Дымок, восходящий в