Читать книгу - "Рассказы - Лазарь Осипович Кармен"

— Много вас, шариков? — полюбопытствовал я.

— Сто наберется!

— А у кого служите?

— У подрядчика! Он ходит по пароходным конторам и берет на очистку подряды.

— По сколько же вы получаете?

— Кто по тридцать пять — сорок копеек в день, а старшина — шестьдесят.

— А тяжела работа?

Стук утих, и счетом восемь шариков выкатились наверх со свечами и окружили меня, как белки.

— Тяжела работа? — повторил я.

Шарики переглянулись. Все молчали.

Дух подрядчика, видно, витал здесь, и никто не решался высказаться.

— Сахалин! — вдруг отрезал кто-то.

Я обернулся. Отрезавший был лет двенадцати, хилый и слабый ребенок.

Маленькая стеариновая свеча так и прыгала в его слабой и худенькой ручке, и, весь покрытый грязным потом и испариной котла, он походил на дохлую и забившуюся в котел пташку.

— Ноги болят, грудь, руки, все, все чисто, — пролепетал он и понурил свою птичью курчавую головку.

Бедный ребенок! Глухо раздались его слова в безответном и мрачном котле, и я заметил, как к горлу у него подступают спазмы.

— И сильно болит грудь? — спросил я.

— Сильно! А все — от накипи. Накипь, видите, бывает разная, пресная и соленая. Пресная-то — ничего, терпеть можно, а соленая!.. Здесь, в этом котле, накипь пресная, потому что на всех пароходах Добровольного флота есть опреснитель. Идет, примерно, пароход в окиан, ну, в Черный…

— Какой Черный! — живо перебил маленького рассказчика другой шарик, со вздернутым носиком. — Такого окиана нет, море Черное есть, а окиан есть Индейский.

— Ну, Индейский, — смущенно согласился тот и продолжал дальше: — Вода, примерно, в котле вышла. Вот и накачивают морской в опреснитель. Опреснитель прежде очистит ее, сделает пресной, а потом уж ее в котел впустят, накипь и получится пресная. А на частных пароходах опреснителей нет. Только морской водой котлы питать и приходится. А в морской воде — соль. Она и оседает в котле вместе с накипью. Вот и сидишь весь день, молотком постукиваешь, и пыль соленая тебе — в глаза, нос, рот. И ест она здорово. Прямо слепнешь. Еще — соль есть разная. Есть соль Индейского окиана, Средиземного моря… Соль Индейского чуть-чуть горьковатая, а Средиземного моря — так не дай господи, какая соленая. Раз лизнешь ее и весь день пить хочется, так и печет на сердце. Бочку воды выпить можешь, ей-богу.

— Это еще ничего! — ввернул третий шарик. — Бывает и похуже! Срочный, например, пароход нынче пришел, а завтра уходит. Времени выходит стоять ему мало. А котел когда-нибудь да чистить надо. Тут-то и штука. Кочегар гасит топки, выкачивает пар, и нас загоняют в котел. А котел еще не отпотелся. И где ему отпотеться, когда три дня потеть надо. Трубы и топки в нем еще горячие, не остыли. Ну, и сидим мы, как в ванне, прямо дух захватывает. Печет руки, лицо, ноги. Весь обжигаешься. Свечи тухнут, тают, потому что горячо и воздуху мало. Голова болит, грудь болит, потом тебя прошибает, и так работаешь. Откалываешь соленую накипь, и соль тебе в рот, нос. Вот так работа! Каждые пять минут не вытерпишь, бросишь молоток и летишь наверх напиться и отдыхаться. А то тебе каюк, крышка (смерть). И работаешь так, когда спешная работа, до двух часов ночи.

— Как же механик посылает вас в такой котел?

— Ему что?! Я, говорит, знать ничего не знаю. Котел должен быть чист, вот и все. Пусть чистят.

— А сколько вы работаете, когда срочная работа?

— С семи часов утра до пяти вечера и с семи часов вечера до двух ночи.

Ну, это, положим, ничего, но отчего котла не охлаждают и не дадут ему отпотеться?

Какой ужас! Котел горяч, не остыл, и в него загоняют детей, как микробов. Пусть жарятся и задыхаются в безвоздушном пространстве.

— А бывают какие-нибудь несчастные случаи с вами?

— Бывают! Прошлым годом один шарик поскользнулся в котле и сильно разбил себе голову. Был и такой случай, да это механик пошутил. Пьян был, что ли. Чистили мы третий котел, а в первом кипело, потому что лебедка была в ходу. Котлы все, знаете, связаны трубками. Вот механик возьми и открой клапан…

— И что?!

— Пар и забрался к нам. Вдруг чувствуем: горячо. Смотрим, идет на нас из-за угла пар душный, горячий такой. Я и кричу: «Пар, дети, спасайтесь!» Все, нас было десять душ, побросали инструменты и драло из горловины. Насилу спаслись, а то нас, как клопов, попарило бы.

— Вот так шутки! А механик что?

— Смеялся!

— А как зовут этого шутника-механика? Где он работает? — И я вооружился карандашом для того, чтобы отметить имя этого «доблестного» механика в записной книжке.

Шарик назвал.

Я отметил фамилию, но решил не выставлять ее. Бог с ним, с этим шутником, ведь он пьян был!

— Значит, вы вечно в опасности? — спросил я шарика. — Всякий пьяный может открыть клапан и вас изжарить?!

— Может и трезвый, если забыть, что мы в другом котле. Весь день ведь в ходу лебедка. В одном котле — пар, а в другом — мы. Ну, и держи ухо востро. Один клапан только повернуть — и мы сгорим, повернуть другой — брызнет в котел вода и мы потонем.

Наступила пауза.

Шарик, посвятивший меня в самые сокровенные тайны этого железного, злого и ужасного «сердца», тяжело вздохнул и, схватив молоток, стал нервно выстукивать ближайшую трубку.

Я прислушался. Из-за стука донеслись ко мне снизу голоса двух шариков.

— А мы теперь выбрались далеко, далеко, шесть верст отсюда, аж за Чумкой [11], коло кладбища! Мама в больнице. Завтра праздник, я с Сонькой пойдем к ней.

— А мой тятя в участке. У него документа нет. Хочешь покурить, Витька?!

— Хочу!

— На с гильзой окурок! Это «Ласточка». У меня этих окурков много. Я нынче встал рано и понасобирал их на бульваре. Дворники тогда еще не подметали. Хочешь, пойдем завтра, целый карман наберем.

Голоса смолкли, и вместо них по углам послышалось таинственное перешептывание. Шарики, как я разглядел по мерцающим огонькам, сбились в одну кучку.

О чем они перешептывались? Освещенные личики их горели лукавством. Дети, видимо, замышляли что-то.

Вдруг в котле воцарился мрак. Свечи потухли, и послышалось сдержанное хихиканье.

— Черти! — выругался старшина. — Вам бы только баловаться. Вот уж подождите. Будет вам, скажу хозяину. Ну, зажигай!

— Иуда, — буркнул кто-то.

Чиркнули тотчас же по углам спички, сделалось снова светло, и я разглядел смеющиеся веселые личики.

— Ванька! — крикнул один шарик другому, сидящему верхом на заогненном ящике. — Пойди время узнать!

— Время,