Читать книгу - "Поймём ли мы когда-нибудь друг друга? - Вера Георгиевна Синельникова"

что ищем золото. Роли чётко не распределены, всё утрясается по ходу дела, но наша святая троица уже обрела своих патронов. На Реню был большой спрос, но как специалист по картированию, он достался старшему геологу Круглову, говорят, «попал в хорошие руки». Дарья — палеонтолог и можно сказать, сама себе хозяйка — непосредственного шефа у неё нет, общее руководство осуществляет главный геолог. Зато у неё есть своя каморка, заваленная ящиками с фауной и флорой. Меня же приобрёл завлаб Дик, который в первый же день твёрдой рукой пригвоздил меня к новенькому микроскопу с комплектом шлифов Быстрореченской партии. Шлифы такие интересные, что я порой забываю о своей тайной шпионской миссии. Вулканиты и осадочные породы — они часто похожи на братьев-близнецов, которых может различить только мать по торчащим в разные стороны вихрам. Вот сидишь, сидишь и высматриваешь, не промелькнёт ли где загогулина пепловой частицы, осколок вулканического стекла или угловатый обломок кристалла, или, напротив, равными рядочками-слоями лежат одни только круглобокие песчинки. Дик — по специальности геофизик, в детали описаний он не вникает, главное, чтобы я сидела на месте и смотрела в окуляр. Зато Углов — Главный, как его здесь все называют, совершая ежедневный обход, с обязательностью маршрутного автобуса останавливается около моего стола. Он сверлит своими выразительными, горящими на бледном, резко очерченном лице глазами карточки с контрольными описаниями и в полной тишине, воцаряющейся всегда с его приходом, хмыкает то ли осуждающе, то ли одобрительно и вписывает авторучкой с чёрными чернилами лаконичные замечания. При некоторой неряшливости его облика у него поразительная отточенность почерка и дисциплинированность мысли, а также уникальная способность мгновенно и цепко примечать всё, вплоть до мелочей, что касается работы, остальное непонятным образом остаётся вне поля его зрения. Ещё интерес к моей работе проявляет Ваня Дятлов — здоровый детина с мрачным выражением лица, изредка сменяющимся светлой, совершенно детской улыбкой. В поле он был геологом Быстрореченской партии, но из-за своей дотошности, а вернее сказать, из-за своего занудства не сработался с начальником Удальцовым. Тот поставил ультиматум: или ему дают другого геолога, или он отказывается от своей начальственной должности. Неожиданно для всех Углов предпочёл оставить Ваню, который и тащит теперь один телегу камеральных работ. Ваня — террорист по природе. Вопросы «как?», «почему?», «из каких источников?», «какими фактами подтверждено?» он выстреливает обоймами, а под конец извлекает на свет божий «бомбу» — какой-нибудь супершлиф или образец. При появлении Вани я начинаю вибрировать, но в момент, когда моя холодная любезность грозит перерасти в нескрываемую ярость, он простодушно улыбается и обескураживает меня. Если я не успеваю вовремя улизнуть с работы, — всё, каторга на весь вечер обеспечена и бывает, я дорабатываюсь до зайчиков в глазах. В качестве подкупа в ход идут домашние булочки, шоколад, апельсины — только бы я не сбежала. Иногда за Ваней приходит жена, но это меня не спасает. Ваня хмурится пуще обычного и говорит жене строго:

— Женщина! Иди домой!

— Скажи мне то же самое — прошу его я.

— Ты — не женщина, — отвечает он. — Ты — петрограф!

Удальцов хоть формально уже не имеет отношения к Быстрореченской партии, шлифами всё же интересуется, но вскользь, мимоходом. К нам он заглядывает затем, чтобы слегка расслабиться непринуждённым трёпом. Его посещения вносят в деловую атмосферу лаборатории приятное оживление, а минералога Людмилу Крутенюк, прозванную львицей за ленивую мягкость движений, длинные когти и пристрастие к игре в кошки-мышки с молодыми людьми, надолго выводят из равновесия. Когда за Удальцовым закрывается дверь, она, ещё розовая от избытка эмоций, прикрывает накрашенными веками влажные коричневые глаза и с непередаваемо драматической интонацией произносит:

— Девы! Вот это мужчина!

С Валерием Михайлычем и впрямь не выдерживает даже отдалённого сравнения ни один из поклонников Людмилы. Он выглядит породистым скакуном среди худосочных хромоножек. Говорят, в нём течёт кровь аборигенов. Скорее всего, это просто шутка, но есть что-то в его внешности явно неславянское. Черноволосый, смуглокожий. Со слегка раскосыми лукавыми глазами, он, при его могучем телосложении, не только не кажется громилой, но даже преисполнен сдержанной мужской грации. Тяжёлая, чуть вразвалку, походка с руками за спину подчёркивает избыток силы. Всё теряется и мельчает на его фоне. Голоса звучат глухо, костюмы кажутся мешковатыми, фигуры — щуплыми, походки — вялыми, шутки — постными, а смех — жидким и натужным. Он знает себе цену и всегда — нагловато-самоуверен. Но не спесив — любит над собой подтрунивать. Когда он к нам приходит, все мы, по выражению Тони, слегка забалдеваем — бросаем свои дела (кроме, разумеется, Кэт, она у нас не отрывается от работы никогда) и затеваем милый небольшой шабаш. В самый разгар веселья Удальцов первый провозглашает конец разминки и быть может, именно поэтому приподнятое настроение сохраняется ещё долго.

В экспедиции об Удальцове ходит много легенд. Одна из них повествует о том, что несколько лет назад, будучи рядовым геологом, он выбросил из окна в сугроб своего непосредственного начальника — тот пытался заставить его работать сверхурочно и вдобавок называл фанфароном. Начальник, говорят, с тех пор пристрастился к снежным ваннам, а Удальцов даже в самых авральных ситуациях покидает здание экспедиции «по звонку». Он занимается борьбой, пишет диссертацию, сам признаётся, что любит посибаритствовать и обожает женщин, откровенно признаваясь, что не встречал ещё ни одной, способной удерживать его больше двух недель…

На чай в лабораторию заглядывает Солнышко-Дарья и примкнувший к ней Реня. Опекать и подкармливать «зелёную молодёжь» в экспедиции считается хорошим тоном и традицией, и поскольку нет дела, более благородного, чем хорошую традицию поддержать, наша троица дружно налегает на сочные котлеты, пирожки, шаньги со всевозможными начинками и прочие чудеса кулинарии. Вкуснятину поставляют, главным образом, Лина и Тоня — две прекрасные розы нашего цветника — так называет лабораторию начальник экспедиции Ложкевич.

Лина — жена Вадима Сутина, которого не только не называют по имени, но вместо обычных «привет», «салют», «здорово» все говорят ему «Хэлло, Дик!». Может потому, что есть в его внешности и поведении что-то эдакое, ненашенское — раскрепощённость без бравады, элегантность без претензии на шик, простота без панибратства. Высокая худощавая фигура в балахонистом свитере, проникающий взгляд тёплых глаз, тихий голос — не знаю, как всё это сочетается с железной твёрдостью характера, которая, конечно же, понадобилась ему, чтобы перед самой защитой собственной диссертации покинуть столицу, предпочитая, как говорит Лина, карьере совесть. А как он женился! После крушения первого брака Лина никак не могла остановить свой выбор ни на одном из своих многочисленных