Читать книгу - "Но человека человек. Три с половиной убийства - Ксения Сергеевна Букша"

Может, дело в полном отсутствии социальных масок. Яна не чувствовала необходимости держать лицо, ставить заслон между собой и окружающими. Она никогда не могла «поставить себя», в ней было что-то… то ли детское, то ли деревенское, то ли немного не вполне… нет, все это не совсем то. Вряд ли я найду точное слово. Подозреваю, что и частая смена мест работы объяснялась отчасти именно этим трудно определимым качеством.

8

Личная жизнь у Яны шла так. Весной, приблизительно в конце марта или в начале апреля, Яна влюблялась в какого-нибудь «чувака», который начинал оказывать ей знаки внимания. Яна охотно и благодарно отвечала на эти знаки, завязывался роман. Май проходил в вихре удовольствий, в июне она с новым избранником ехала в отпуск. Проблемы начинались ближе к возвращению или уже после него. Разглядев Яну поближе, мужчины принимались ее воспитывать.

> Прикинь, говорит: «сходи к лору, у тебя голос гнусавый, наверняка полипы». У меня гнусавый голос, Люба?

> Да вроде нормальный всегда был. Хотя мы голосом давно не созванивались. Дышать тебе нормально?

> Нормально, когда не душат, блин! И думать нормально, когда мозги не ебут! Ну ёпты ж, я ведь ему не говорю, что у него член не идеально прямой! Мне все в нем норм. А он так и норовит меня поисправлять.

> Какие-то придирчивые тебе попадаются.

> Да! Вообще обычно, когда влюблен, то как-то наоборот, все вызывает скорее нежность там, умиление. Вот вообще не понимаю, чего себя самого так на негатив настраивать!

К сентябрю-октябрю дрязги перерастали в конфликты, Яне надоедало вечное выяснение отношений, она расставалась с очередным «чуваком» и ощущала себя свободной. Как правило, случался еще один мимолетный роман в течение осени, с финалом после новогодних праздников. Январь, февраль и март Яна проводила в работе, а далее цикл повторялся.

К расставаниям Яна относилась без грусти. Обычно к этому времени «чувак» совершенно переставал ей нравиться, и она чуть ли не пинками выгоняла его из своей жизни, приговаривая:

> Да пусть катится, тоже мне, блин, сокровище! Досвидосик, я вообще не держу! Скатертью до рожка!

С годами Яна стала задумываться о детях. Нам исполнилось тридцать два, меня в Германии считали молодой мамашей, но Яна в России начала беспокоиться о часиках.

> Мне бы мужа какого, что ли, заиметь. Можно и самой родить, конечно. Только без бабушек и дедушек, с фрилансом и в съемной это сложновато. Если бы вот у меня квартирка была или стабильный доход, то я бы уже и не думала, родила бы и все.

9

Я на познакомилась с Егором в конце марта. Егору было сорок. Яна выезжала с парковки бизнес-центра, сдавала задом, а Егор ехал мимо на велике и влетел сбоку ей в багажник. Яна дико испугалась, выскочила и с выпученными глазами бросилась к Егору:

— О, прости, прости! Мне было не видно!

— Все в порядке, дорогая, — успокоил Егор. — Попытка покушения не удалась. Я супермен, занимаюсь боевыми искусствами и умею группироваться.

На нем действительно, не было ни царапины, а вот велик пострадал. Яна предложила отвезти его в веломастерскую и частично оплатить ремонт. С тех пор Егор и Яна не расставались.

Выяснилось, что Егор — потомственный художник. Его отец был известным иллюстратором. Правда, с матерью Егора он расстался, когда Егору было два. Позже Егор уже подростком успел познакомиться с отцом и провести с ним три года, с четырнадцати до семнадцати. Потом отец умер. Егор боготворил отца, любил его друзей и тот образ жизни, который они вели.

Неискушенная Яна с восторгом окунулась в мир новых для себя знакомств и способов проведения досуга. Оказалось, что в мире существуют не только нудные работодатели, под которых надо со скрежетом зубовным подстраиваться, а потом со вздохом облегчения от них сбегать; не только кафешки с бизнес-ланчами и стремные высокомерные «чуваки» из тиндера.

> Наконец-то я попала в свою компанию! Это мои люди, сто проц мое место, моя среда. Блин, почему это не случилось десять лет назад!

Я была искренне рада за Яну. Все складывалось лучше некуда.

10

В августе того же года я впервые за несколько лет прилетела в Москву одна, оставив дочку с Петером. Я побывала у Егора и Яны, и мне у них очень понравилось. Егор жил на Соколе, в поселке художников, в маленьком ветхом домике отца. Кое-как подновил скрипучее крыльцо, а больше ничего не менял. Отапливался домик печью. И в кухоньке, и в обеих комнатках казалось, что потолок держится на рядах книг, альбомов и журналов. В самой маленькой комнатке Егор устроил свою мастерскую, часть картин хранилась на чердаке.

Живя в Берлине, я с опаской относилась к современному искусству (по большей части не изобразительному) и с приятным удивлением обнаружила, что картины Егора мне очень нравятся. Это было теплое и отчасти даже предметное искусство, из тех, что симпатичны непонятно почему. Желтый маленький квадрат в углу, а на фиолетовом фоне угадываются угасающие в сумерках невнятные природные ландшафты — то ли камень, то ли мох, то ли линия горизонта или моря. Композиция, в которой можно было увидеть кубическую вазу со сломанными стеблями (сам Егор сказал, что писал с натуры куб бетона, из которого торчала в разные стороны железная арматура).

Вообще было заметно, что у Егора две главные любви: природа и промзона. Людей Егор рисовал редко, и эти его работы мне не нравились. Люди у него выходили сумасшедшими уродами — грубыми, без глаз, сломанными, как будто Егор тыкал кистью во все то, что ему казалось неправильным, болезненным. Особенно запомнилась одна