Читать книгу - "Леонард и Голодный Пол - Ронан Хешин"

ветру пустые кормушки для птиц, поэтому он взял из углового шкафчика комочки жира и пачку семечек разных видов, зная, что не сможет спокойно завтракать, пока не позаботится о птицах. В это время года они становились прожорливыми, их упругие тельца переполняло стремление к размножению. Зяблики, синицы, скворцы, кольчатые горлицы, сороки и серые вороны — все клевали из кормушки по очереди, в соответствии со своим местом в птичьей иерархии. Более крупные птицы поначалу казались ему нахальными узурпаторами, но потом он понял, какую услугу они оказывают птичкам поменьше, давая понять, что территория безопасна и поблизости нет хищников. Маленькие птички очень пугливы, и на то у них имеются все основания. По правде сказать, Голодный Пол не был орнитологом-любителем, который знает, как правильно наблюдать за птицами. Ему нравилось смотреть на них, определять их вид и чувствовать себя частью их жизни, но при строго орнитологическом наблюдении его не устраивал подход, свойственный коллекционеру: эти бесконечные галочки в списках и восхищение перед необычным экземпляром в противовес обычному. Для него птицы составляли часть природы, такую же, как и он сам, и они по-родственному были ему дороги и интересны.

Голодный Пол ценил заведенный порядок, ему нравилось, что мир в этом случае становится понятным, ведь вокруг много всего нового, переменчивого и сомнительного. И поскольку каждый день по-своему оригинален, Голодный Пол не чувствовал необходимости дополнять естественное разнообразие жизни собственным разнообразием. Его завтрак каждое утро был одинаков: запеченные хлопья «Витабикс» с добавлением банана, нарезанного в миску краем ложки, и чашка крепкого кофе с сахаром. Если люди обычно стараются менять свои кулинарные пристрастия, связанные с обедом или ужином, то для завтрака во всем мире принято создавать определенную систему и ее придерживаться. Однако Голодный Пол поступал так в большинстве случаев.

Целиком предоставленный утром самому себе, он перешел в гостиную и сел у телефона. Важно заметить, что Голодный Пол был человеком терпеливым. Он считал, что, когда проявляешь терпение, все происходит само, и верил, что все случится так, как должно быть, но не по чьему-то замыслу, а по естественному порядку вещей. Как только он начал подпиливать спичечной коробкой краешек ногтя на большом пальце, как тут же зазвонил телефон, и после очень краткого, чисто мужского обмена самой необходимой информацией он сел на велосипед и поехал на почту. Ветер обдувал его голову сквозь прорези шлема. Хотя работу почтальона на подхвате не назовешь ступенькой в профессиональной карьере, Голодный Пол был ею доволен и гордился, что не взял полную ставку, потому что тем самым лишил бы кого-то возможности заработать. Как марка мелкого достоинства, приклеиваемая на слишком тяжелую посылку, чтобы восполнить стоимость, он просто замещал собой те участки, которые того требовали.

Когда он зашел в сортировочную, где его уже ждала сумка почтальона, там практически никого не было; сотрудники, работавшие на полную ставку, поднялись рано и торопились начать новый день — вернее, его закончить. Это шумное место пока было пустынно, но в нем и сейчас царила атмосфера холостой жизни и твердых убеждений. Голодный Пол начал сортировать корреспонденцию по отделениям — свое для каждой улицы маршрута, а потом по номерам домов каждой улицы. «Распихивать и раскладывать» — так это называлось. Если не знаешь улицу, непонятно, как разобрать письма. Для одних улиц лучше распределять почту сначала по четной, потом по нечетной стороне, а для других последовательно по номерам домов. В районах, ближе к сельским, где у домов не номера, а названия, требовалось знание местности, недоступное почтальону на подхвате. В большинстве случаев было бы разумнее оставить почту до следующего дня, когда на маршрут выйдет обычный сотрудник, поскольку теперь едва ли отправляют по почте что-то экстренное, но так никто из почтальонов не делал. Считалось, что чистая полка доставки — это чистая совесть.

Наступило приятное весеннее утро: светлое и теплое на солнечной стороне улицы, однако в тени у любого, кто решил, что скоро лето и пора ходить без шапки, голова замерзала. Голодный Пол проехал мимо идущих в школу ребят и опаздывающих с доставкой грузовиков. Ему приятно было просто смотреть на общую суету раннего утра, но, когда он добрался до усадебных участков, вокруг стало спокойнее. Хотя работникам почты не полагалось пользоваться калитками в заборах между участками, многие именно так и делали, но Голодный Пол подходил к дому и уходил обратно по подъездной дорожке, и у главных ворот его всегда ждало что-нибудь новое.

Один грузный человек — Хелен назвала бы его «крепыш» — стоял, опершись на ворота, и его живот свидетельствовал, что для пошива спортивных костюмов используется особо прочный трикотаж. «Если там счета, то мне они не нужны». В саду перед домом стоял старый диван, а стаффордширский бультерьер кидался на покрышку, подвешенную на невысокой березе.

— Я на замене, ваш почтальон придет завтра.

Потом молодая женщина, все еще в пижаме, крикнула с порога ему вслед что-то про помятую открытку ко дню ее рождения.

— Я на замене, ваш почтальон придет завтра.

Пришлось попросить пожилую даму расписаться за посылку, адресованную ее соседям с соседней улицы. «Их никогда нет дома. Бедные дети весь день в яслях. Я после к ним зайду. Кажется, вы сегодня припозднились?»

— Я на замене. Ваш почтальон придет завтра.

Голодный Пол не останавливался на обед, потому что ему всегда было неловко сидеть в форме и есть сэндвич. Людям такое не нравится.

Он продолжал объезжать окрестности — сумка становилась все легче и легче — и выполнял работу, сотни лет практически не менявшуюся. Любому занятому человеку, несущему груз жизненной ответственности и озабоченности, занятие Голодного Пола показалось бы вполне сносным. Ему не нужно было решать, какую конечность пациента ампутировать первой или куда инвестировать пенсионные накопления компании. Его не угнетала необходимость сообщать начальству об убытках в четвертом квартале или насильно кормить холодной морковкой карапуза с высокой температурой. Его работа — в те несколько дней, когда его к ней привлекали, — не предполагала ни тяжелых решений, ни сожалений, которые испортили бы приятную застольную беседу.

И все-таки многие сегодня говорят, что работа почтальона стала профессией, вызывающей сильнейшие нервные срывы. Почему такое происходит в столь очевидно спокойной деятельности, когда человек, с удовольствием перекинувшись парой фраз с хозяином дома, выполняет задачу, на протяжении многовековой истории доказавшую свою несомненную полезность? Измученные менеджеры среднего звена с радостью поменяли бы свои поздние телефонные конференции с коллегами западного побережья на незамысловатую работу почтальона, который идет себе, погрузившись в собственные мысли, под переменчивым мартовским солнцем.