Читать книгу - "Охота за тенью - Якоб Ведельсбю"

делает вид, что все это обычная рутина — установить технику на штативе, подсоединить микрофон и закрепить его на лацкане Кристиана Холька. Камера сконструирована так, чтобы никакой профан ее не попортил — все работает само, и Йохан с удовлетворением в голосе командует: «Камера!»

— Кристиан Хольк, вы председатель правления компании «Рейнбоу медикалс», крупнейшей в Дании, если верить биржевым сводкам. Как вы собираетесь праздновать Рождество?

— Да как всегда! Так же, как праздновал, пока еще не стал председателем правления: с елкой и гусем, с женой и с теми из детей и внуков, кто сумеет к нам выбраться. Ну и с целой кучей подарков.

— И все же, будет ли это Рождество чем-то отличаться от предыдущих?

— Только тем, что несет нам процесс естественной смены поколений. Сын вернется домой из США со своей американской женой и двумя дочками. Моя дочь тоже приедет со своим сыном. Я, конечно, буду Дедом Морозом.

По его лицу скользит недовольная гримаса.

— Нет, это слишком личное. Выбросьте все, что я сейчас сказал. Это никого в Дании не интересует. — Он бродит взглядом по потолку, и непонятная улыбка мимолетно кривит его губы.

— Вы человек, чтящий традиции?

— И да, и нет.

Лицо Холька вновь безмятежно.

— Традиции нам необходимы. Они рождают в нас чувство сопричастности и единства — со страной и семьей, в каждом человеке без этого клея все распадется на части. Но важно, чтобы традиция не превратилась в смирительную рубашку, не стала рутинной привычкой, иначе стоит задуматься над тем, нужна ли она.

— Вы можете представить себе, что Рождество отменят?

— Не думал об этом. Я очень люблю обычай праздновать Рождество, для меня это повод побыть с семьей, что в повседневной жизни не всегда возможно из-за моей загруженности. Однако у меня много знакомых, которые на рождественские праздники отправляются в Австралию, а то и еще куда подальше, в теплые края, где о Рождестве можно просто забыть. Я их не понимаю, ха-ха.

— Вы сами упомянули о своей загруженности. На что еще у вас уходит время, помимо напряженной деятельности в качестве председателя правления компании?

— Я занимаю целый ряд ответственных постов в Дании и за границей и отдаю работе все часы, когда не сплю, а сплю я немного.

— И что же это за посты?

— Я председатель Европейской ассоциации бизнесменов. Мы стремимся устранить некоторые барьеры, существующие между нашей успешной экономикой и развивающимися странами. Мне хотелось бы внести и свою лепту в повышение благосостояния стран третьего мира, помочь привести их к такому уровню, когда им перестанет требоваться помощь со стороны.

Я ловлю его взгляд.

— Скажите, Кристиан Хольк, возвращение «Рейнбоу медикалс» к программе по разработкам биологического оружия, которую в восьмидесятые продвигала «Проджект коуст», а позднее подхватила организация «Мишн зироу», — это тоже часть вашего сценария прогресса?

Кристиан Хольк выдерживает мой взгляд, но не отвечает ни слова. Его глаза пусты и спокойны, он неторопливо поднимается из-за письменного стола. Камера Йохана провожает его, пока Хольк пересекает комнату и закрывает за собой дверь. Прежде чем мы успеваем заговорить друг с другом, дверь опять открывается.

— Я вынуждена извиниться за моего мужа, он, к сожалению, почувствовал себя слишком плохо и не сможет продолжить беседу. Он надеется, что снято достаточно материала для программы.

Жена Холмса непроницаемо вежлива, как и подобает супруге дипломата.

— Мы не совсем закончили, — говорю я с вежливой улыбкой.

— Мой муж сейчас не вполне здоров. Врачи говорят, у него вестибулярный нейронит. Единственное лечение в этом случае — время. Надеюсь, вы отнесетесь к этому с пониманием. Я вас провожу.

В кабинете Холька я то и дело поглядывал в окно, но только сейчас, на улице, в мое сознание проникают снег и ветер, взвихряющий замерзшие кристаллики. Я смотрю на небо и улыбаюсь при мысли о том, какое выражение лица сейчас у Холька, и ободряюще пожимаю локоть Йохана. Бросаю взгляд на часы:

— Господи, надеюсь, мы на верном пути! Нам нужно быть у Гертруды Фишер через час, но предлагаю отправиться прямо сейчас.

Мы доезжаем на такси до побережья, где, по сведениям Йохана, она проводит каникулы у родителей, в роскошной вилле на первой линии особняков у самого пролива Эресунн. По переговорному устройству я приношу извинения за то, что мы приехали раньше времени.

— Ничего страшного, — отвечают мне под пронзительный писк динамика. — Моей дочери, по всей видимости, еще нет дома, но вы можете подождать внутри. Заходите в тепло.

В холле нас встречает женщина с высокой прической. Держится очень прямо, на плечи накинута шаль. Ее лицо явно моложе голоса. Филиппинка, живущая в доме au pair, берет наши пальто, и мы с Йоханом устраиваемся рядышком на эксклюзивном дизайнерском диване, попивая ароматный кофе со сливками и двумя еще не до конца растворившимися кусочками сахара. Смотрю на хозяйку дома и размышляю, насколько же она не похожа на мою мать. Из-за этих висящих на шнурке очков без оправы — она надевает их, чтобы разглядеть чашку с кофе, и сразу же снимает, сделав глоток? Или из-за лица, у которого косметические операции и омолаживающая терапия украли изначально принесенные в этот мир черты, так в этом мире и не пригодившиеся? И потом — запах пудры…

Она сообщает, что ее муж, занимавший пост датского посла в Лондоне и вышедший в отставку десять лет назад, как раз погружен в привычный послеобеденный сон.

— Гертруде пора бы уже вернуться, но ее должность предполагает непредсказуемые задержки. Хотите еще кофе?

Я смотрю на женщину, сидящую напротив меня в кресле, на то, как она поправляет шаль на плечах.

— Как удачно, что мы можем подождать ее здесь, в тепле. Зима что-то не на шутку разошлась, — замечаю я, снова поднося к губам фарфоровую чашку с узором в виде очаровательных голубых цветов.

— Мы только что обсуждали это с вашим коллегой. Есть надежда, что Рождество будет снежным.

— Вы можете гордиться дочерью, — говорю я. — Она сделала блестящую и стремительную карьеру. Ей же немногим больше сорока?

— Не принято обсуждать возраст дамы, — возражает хозяйка с легкой улыбкой.

— Разумеется, вы правы.

Улыбка медленно угасает, и взгляд становится отрешенным. Но вдруг она возвращается из своей задумчивости, элегантно поднимается с кресла и поворачивается навстречу горничной, появившейся на пороге комнаты.

— Будь добра, разбуди моего мужа. — Хозяйка доливает кофе и предлагает нам сливки и сахар. — Я горжусь всеми тремя детьми независимо от того, чему они решили посвятить свою жизнь. И мужем горжусь. Может быть, вам известно, что мы знакомы с десятилетнего возраста, когда