Читать книгу - "Растворяясь в песках - Гитанджали Шри"

история получила продолжение. Мать увидела, что у сына потускнело лицо, он потерял сон, а вместе с ним и аппетит. Хорликс, Борнвита, Чьяванпраш, Рух-Афза, фрукты – все это она носила за ним по пятам в тревоге, что сын худеет день ото дня. Но его смех был пойман кем-то в силки, и поиски утраченного истощали силы. По ночам он вскакивал от бешеных ударов сердца, которое никак не могло уняться, изо рта вырывалось булькающее гоготание, живот сокращался от пульсирующей боли, а пропасть внутри, эхом в которой гудела пустота, разрасталась все больше. Он не мог выдавить из себя даже начального звука желанного «ха-ха-ха», что уж говорить об остальных.

Теперь история застряла ровно на этом месте.

Если история застряла, ясно, что тут есть о чем еще рассказать и куда двигаться. Мы не можем просто отмести ее в сторонку. Придется остановиться, постоять и пойти с ней в ногу.

Считайте, что история – это живое существо. Существ великое множество, как и их видов. У всех свой рост и размер, образ жизни, крики, разговоры, дыхание, дрожание, рога, немота, срок жизни и смерти – все разное. И в гневе прервать историю на середине, покалечив ее, просто непростительно. Пусть она проживет свою жизнь и умрет своей смертью. История мотылька порхает несколько дней, история мухи жужжит четыре недели, история мыши год истекает слюной над припасами, собака, если протянет двадцать лет, – уже считай длинная насыщенная жизнь, да, если ты попугай, черепаха или слон, то выиграл целый век. А несчастного таракана остается только упрекнуть, что, даже если выстрелишь в него из пушки, все равно остается цел.

Начнешь рассказывать о змее, и вся история извивается – начинает ходить и на голове, и на пальцах ног, а хвост пускается в пляс.

В общем история взлетит, остановится, снова тронется с места, повернет – будет так, как ей захочется. Не зря суфийский мудрец-каландар Интизар Хусейн[12] говорил, что история – это бродяга.

А бывает, раз – и замолкни. Потому что история вдруг захочет остановиться в каком-то месте и будет там стоять. Став деревом. Ведь оно тоже существо. Вечно сущее. Заставшее богов и дожившее до наших дней. Оно взращивает изгибы и заломы истории в своих стволах, убаюкивает ее в листьях и наполняет воздух ее ароматом.

Истории всех мастей и пород. Запечатленные в бездыханных телах и в граните. И в самадхи, длящемся рождение за рождением. Становятся камнем, жидкостью, паром, заставляя трепетать и обращая тебя в идолопоклонника своим безмолвием. История поднимается невредимой.

У истории про смех будет продолжение. Она остановится там, где должна.

У садовника здесь нет власти. Не получится отмерить тут, подрезать там, придать кустам искусственную форму и, как солдату, отставшему от армии, раздуваясь от ложной гордости, заявить: «Все, мы взяли его в осаду».

Это история-сад, здесь другой жар и зной, дождь, влюбленный, убийца, звери, птицы, голубь – pigeon, взлеты – fly, look – смотри, а небо – sky.

Болезнь как болезнь. Жизнь сложна. Проблема все там же, но от этого «все там же» она только усугубляется. Бессонница, отсутствие аппетита, лицо, ежесекундно содрогающееся в борьбе за смех – как тут глазам не быть уставшими и не появиться черным кругам? Как избежать запора, сменяющего понос, ведь живот не переваривает ни еду, ни питье? Как суставам не заболеть, а лбу не гореть от жара? Одно шло за другим, за ним – третье, а попытки засмеяться вызывали судороги, от которых развивался недуг. Сын заболел.

В городе всегда есть риск заболеть, заразу можно подцепить от комара, в воде, воздухе, еде, так почему и в смехе не быть микробам? Кто-то думал об этом? Точно не мать этого сына. Но она была жутко встревожена. Несмотря на все возражения сына, врач все-таки пришел. Начали с компрессов на лоб, обезболивающих и мультивитаминов, потом перешли к анализам. Болезней бесконечное множество, а симптомы у всех одни. Грипп, тиф, лихорадка денге, гастроэнтерит, малярия, чикунгунья, инфлюэнца, пневмония.

– К-к-как бы не было чего еще, – стала задыхаться она от волнения.

Но анализы ничего не показывали. Назначили антибиотик широкого действия. Не помогло. Уговорили на курс инъекций кортизона. Без толку. Еду мать готовила только сама, но здоровье продолжало ухудшаться. Младший сын взял весь оставшийся отпуск, но болезнь не отступала. Он твердил: «Я в порядке», и нигде не удавалось обнаружить причину недуга.

Что остается матери? Она стала растирать его лоб бальзамом, чтобы лучше спал, и попросила слугу Ратилала, чтобы тот присылал после школы своего племянника Фитру. Он должен был делать массаж ног господину, даже если тот спит – ведь ее сокровищу нужно поправляться. Фитру вставал по ночам и шел проверить господина, и постепенно всякое дело, связанное с заботой о сыне и не требующее ее непременного участия, она стала поручать Фитру.

Однажды в выходной мать увидела, что сам Ратилал сидит у ног сына и делает массаж.

– Понятно… сегодня выходной, и племянник нашел, чем тебя занять? – госпожа озвучила то, что пришло ей в голову. На следующий день она увидела, что Тиллан сидит в ногах у кровати сына и растирает его стопы. В какой-то другой день на службу заступил Гханти. Тогда госпожа пришла в негодование:

– Что это такое? То одного в дом притащат, то другого. Где Фитру?

Вот тогда и выяснилось, что Фитру отказался.

– Как отказался?

– Говорит, господин не в порядке.

– Именно поэтому его и позвали делать массаж.

– Нет, госпожа, он говорит, лицо вашего сына гримасничает само собой, а живот издает звуки.

После того как все это вырвалось наружу, продолжать стало проще:

– Чимпу, мальчишка, который разносит газеты, тоже боится. Спросите его.

Говорят, когда господин видит Фитру, его лицо начинает перекашиваться, а изо рта вырывается что-то наподобие треска. Фитру не может понять, что он хочет сказать. Один раз сказал, что господин плакал и поэтому не мог говорить. Потом он устал и упал обратно на подушку.

Когда я массировал ноги господина, он не обращал внимания. Его глаза были закрыты, а во рту как будто что-то застряло, и он никак не мог это выплюнуть. Тут как раз к двери подошел Чимпу с газетой. Господин вскочил и скривил гримасу перед ним. Мама родная! Мальчишка бросил газету и убежал. Чимпу говорит, господин каждый день делает так. Что-то случилось с ним.

Госпожа выругала их, не стесняясь в выражениях, но сердце стало бешено колотиться, и ее бросило в пот. С тех пор она