Читать книгу - "Сонет с неправильной рифмовкой. Рассказы - Александр Львович Соболев"

раз, когда я мимо нее проходил, пакет мой лопнул по шву и книги на асфальт повалились. У них в семье книги — это прямо культ, три комнаты ими забито. И она, конечно, бросилась помогать мне их подбирать. Ну и познакомились. Помогла она мне учебники до библиотеки дотащить, потом я ее по городу водил, просторы наши показывал, всякие голубые дали. Потом на поезд проводил, платочком помахал. Телефонами, конечно, обменялись, стали переписываться в тот же вечер. «Белье, спрашиваю, чистое дали в вагоне? Чай горячий?» «Все прекрасно», — пишет. «Чтоб проводник из Ельца, да и чай холодный подал — да быть такого не может». Ну, я, конечно, рассказал ей, на кого учусь.

И стали мы встречаться — иногда она ко мне приедет, иногда я к ней. Все, конечно, культурно, как в старину — она в гостинице останавливается, я у нее в городе в хостеле живу. Кафе, конфеты, прогулки. Она меня с родственниками познакомила — чудны´е такие тети, отец вроде умер давно, она с тремя женщинами жила — мать, сестра ее и бабушка. Они еще какой-то веры были необычной, в церковь не ходят, но дома молятся, только без икон. Ну, я особо не расспрашивал, а она не распространялась. Сперва они вроде на меня так окрысились — какой-то пацан из провинции хочет у них сокровище их похитить, но потом подобрели. Ну а я чего — не бог весть какой умный, но не злой же, а это самое важное. Не пью, учусь хорошо, подрабатываю. Приезжаю весь из себя культурный: рубашка выглажена, форменные брюки, букетик, коробка конфет, — как будто из фильма про советскую молодежь, только что не комсомолец.

В общем, прокатались мы так друг к дружке полгода, а то и поболе, я ее со своими познакомил — тоже, похоже, понравилась. Ну и решили пожениться: вроде как все к тому шло, не свернешь. Мы однажды с классом в аквапарке были в Липецке. Знаете аквапарк? Бассейн горячей воды, бассейн холодный, ванна с пузырьками… И еще была там такая горка, вроде как раньше были на детских площадках, только те железные, а эта пластмассовая и вода внутри течет. Ты на нее залазишь по лестнице, садишься, раз — и поехал. И вот в момент, как ты покатился — всё, ты себе уже не принадлежишь и никак повлиять на происходящее не можешь, ты как пуля, выпущенная из ствола. Вот так я себя и чувствовал в этот момент — как будто все едет по накатанному, а ты вроде и сам едешь и сам на себя смотришь со стороны, как душа на тело, и повернуть не можешь, да и ни к чему.

Родители мои вместе с ее матушкой как-то сами со всем управились. Знаете, раньше было принято кредиты на свадьбу брать и вообще устраивать какой-то цыганский праздник — ну мы все вместе решили, что не надо нам этого. Сняли кафе в их городишке, мои приехали из Ельца, ее какие-то родственники, которых я первый и последний раз в жизни видел, тихо отпраздновали, как говорится, в узком кругу. Потом мы с ней вдвоем уехали на три недели в Крым, в Коктебель. На поезде, конечно. Потом поехали в Елец.

Ей уже учиться не нужно было, она делала вид, что работала — сидела за компьютером несколько часов в день, что-то рисовала такое. Как мы этот компьютер везли и потом затаскивали на пятый этаж без лифта — целая история была. А я доучивался у себя. Семейная жизнь — это, конечно, особенная вещь: все одногруппники после пар собираются кто куда — в кино или в спортбар хоккей смотреть, а я бегу домой, только по пути еще в «Дикси» заскочу за чем-нибудь. И знаете? Мне нравится. Хоть, может быть, и посмеиваются другие, что я в двадцать лет уже как в сорок, а мне все равно приятно, вроде как они еще мальчишки и не понимают ничего, а я уже взрослый такой мужик, со своей семьей. Только потом все вдруг раз — и переменилось.

Однажды ночью я проснулся случайно — и вижу: она не спит и так, облокотившись на локоть, лежит и на меня смотрит. В комнате светло, у нас фонарь был уличный как раз напротив нашего окна, чуть пониже, она еще любила вечером смотреть, как вокруг него мошки крутятся и бабочки. В общем, я лежу, глазами спросонья хлопаю, а она смотрит на меня, не отрываясь — без улыбки, без усмешки, а так просто, равнодушно, как на этих мошек. И так жутко мне стало в один момент — я вскочил, заорал, кажется, даже бросился в коридор. Потом успокоился, конечно, извинился, что ее напугал. Воды попил, лег спать, а заснуть не могу — все поглядываю на нее, не смотрит ли она. Ну а она отвернулась и спит себе.

И тут все пошло наперекосяк. Стал я, проще говоря, ее бояться. Днем все нормально, живем как раньше, я учиться хожу, она дома сидит за компьютером. А каждую ночь просыпаюсь просто реально в ужасе и больше уснуть не могу. Она, конечно, скоро это заметила — да и как было не заметить, когда муж твой с визгом выскакивает из койки посредине ночи. Стала спрашивать, в чем дело. Мне, конечно, ужасно неловко было, но я ей все рассказал. А как иначе! Она не то чтобы забеспокоилась, но видно, что неприятно ей стало. Тоже, конечно, можно ее понять — молодая девушка, одна в чужом городе, а муж оказался больной на всю голову. Решила она со мной, что называется, серьезно поговорить. Я, как вы, наверное, заметили, не слишком умный парень и не сразу догадался, куда она клонит, а когда услышал, просто расхохотался от облегчения: оказывается, она хотела меня уговорить, чтобы я проконсультировался у психиатра и думала, что я буду отказываться. Да я б сам первый с радостью побежал, если б сообразил! В общем, пошли мы с ней, как она выражалась, к специалисту. Сначала он нас двоих опрашивал, потом ее попросил выйти и говорил со мною одним. Долго, подробно спрашивал! Писался ли в детстве в трусы, видел ли маму голой, что мне снилось прошлой ночью. Потом опять ее позвал. Случай ваш, говорит, серьезный, но излечимый. Прописал таблетки — два раза в день маленькую зеленую, на ночь большую розовую. Не могу сказать, чтоб они не подействовали — первые недели ходил как мешком пришибленный, глаза почему-то слезились и волосы стали выпадать. Одно не изменилось — ровно те же кошмары, причем каждую, каждую ночь.

Попробовал я отдельно спать: квартирка у нас была, что называется, студия, но на кухне такой диванчик