Читать книгу - "Большое собрание мистических историй в одном томе - Коллектив авторов"

равно, нахожусь я рядом или нет. Он не смотрел на меня, ибо не отрывал взгляда от двери, а когда я заговорил с ним, не ответил и, похоже, даже не услышал моих слов. Я опустился в кресло рядом с кроватью и, только чтобы нарушить тягостное молчание, принялся говорить о чем попало, о каких-то пустяках; кажется, я начал постепенно погружаться в какую-то тревожную дремоту, когда вдруг раздался голос Ланта. Очень внятно и отчетливо он произнес:

– Если я и убил ее, то она заслужила это. Она никогда не была мне хорошей женой, с самого начала. Ей не следовало так раздражать меня: она прекрасно знала мой тяжелый нрав. Впрочем, у нее характер был еще хуже. Она не может ничего сделать мне: я не слабее ее.

И именно в этот момент – насколько я помню сейчас – голос говорившего неожиданно упал до мягкого, еле слышного шепота, словно Лант почти обрадовался тому, что страхи его наконец подтвердились.

– Вот она! – прошептал он.

Не могу описать, как при этих словах Страх волной поднялся в моей душе. Я ничего не видел… пламя свечи высоко взметнулось в последние моменты жизни Ланта… Но я ничего не видел. Внезапно Лант испустил страшный пронзительный вопль, подобный воплю смертельно раненного животного в предсмертной агонии:

– Не подпускайте ее ко мне… Не подпускайте ее ко мне! Не подпускайте… не подпускайте!

Он со страшной силой вцепился в меня, ногти его глубоко вонзились мне в кожу; затем – словно неожиданная ужасная судорога свела напряженные мышцы – руки Ланта медленно опустились; он тяжело откинулся на подушку, будто от сильного толчка в грудь, руки его бессильно упали на одеяло, и страшная конвульсия сотрясла все тело несчастного. Потом он перекатился на бок и затих. Я ничего так и не увидел, лишь совершенно явственно ощутил смрадный запах, памятный мне с предыдущего вечера. Я бросился к двери, выскочил в коридор и кричал до тех пор, пока не прибежал старый слуга. Я послал его за доктором, но не нашел в себе сил вернуться в комнату и стоял, не слыша ничего, кроме громкого тиканья часов в холле.

Я рывком открыл окно в конце коридора; рев моря ударил мне в уши, где-то пробили куранты. Затем, собравшись с духом, я все-таки вернулся в комнату Ланта…

– И что же? – спросил я, когда Рансиман на мгновение умолк. – Он был мертв, конечно?

– Да, умер от сердечного приступа, как впоследствии установил доктор.

– И что же? – повторил я.

– Это все. – Рансиман помолчал. – Не знаю, можно ли вообще назвать это историей о явлении призрака. Та старая женщина вполне могла просто пригрезиться мне. Я даже не знаю, так ли выглядела жена Ланта при жизни. Возможно, она была огромной и толстой. Ланта погубила нечистая совесть.

– Да, – согласился я.

– Единственное только… – добавил Рансиман после продолжительной паузы, – на теле Ланта остались следы – в основном на шее и несколько на груди… Следы от чьих-то пальцев, царапины и темные кровоподтеки. В приступе ужаса Лант мог сам вцепиться себе в горло…

– Да, – повторил я.

– Так или иначе… – Рансиман содрогнулся. – Я не люблю Корнуолл. Отвратительное место. Странные вещи случаются там… что-то витает в воздухе…

– Да, говорят… – откликнулся я.

1927

Смертельно опасные артефакты

Иоганн Август Апель

(1771–1816)

Фамильные портреты

Пер. с нем. Л. Бриловой

Сумерки постепенно сменялись непроглядной тьмой, меж тем как карета Фердинанда продолжала неспешный путь через лес. Кучер повторял привычные уже жалобы на здешние малопригодные для езды дороги, и Фердинанд мог на досуге предаться мыслям о своем путешествии и о целях, ради которых оно было затеяно, а также настроениям, с ними связанным. Как было принято среди юношей его сословия, Фердинанд учился в нескольких университетах, а кроме того, в недавнем времени посетил наиболее примечательные уголки Европы, откуда теперь вернулся на родину, чтобы принять наследство умершего в его отсутствие отца.

Фердинанд был единственным сыном своего отца и последним отпрыском древнего семейства Паннер, а потому его мать особенно настаивала на том, чтобы он скорее заключил блестящий, как полагалось при его знатности и богатстве, брачный союз, благодаря которому она обрела бы желанную невестку, а мир – наследника имени и состояния Паннеров. Беседуя с сыном об избрании супруги, мать чаще всего упоминала некую Клотильду фон Хайнталь. Вначале это имя произносилось в ряду многих других, достойных внимания кандидатур, затем круг сузился, и наконец было заявлено со всей определенностью, что счастье матери целиком зависит от того, одобрит ли сын сделанный ею выбор.

Фердинанд же как будто не стремился обременить себя семейными узами; кроме того, чем чаще и настойчивей твердила его мать одно и то же имя, тем меньшее расположение испытывал он к далекой Клотильде. И все-таки он решил наконец отправиться в столицу, где находились по случаю карнавала назначенная ему невеста и ее отец. Он рассчитывал, исполняя просьбу матери, хотя бы познакомиться с Клотильдой, тайная же его надежда состояла в том, чтобы получить более веские основания для отказа от брака с нею – отказа, каковой мать объясняла одним лишь упрямством.

Однако в карете, среди безмолвия ночного леса, мысли его невольно обратились к прошлому, к самым ранним юношеским годам, еще подцвеченным нежными тонами уходящего детства. Казалось, грядущие времена не сулят ему ничего, сравнимого с былыми отрадами; чем более его тянуло в прошлое, тем меньше хотелось думать о том будущем, которое он против собственной воли должен был себе готовить.

По неровной дороге карета передвигалась черепашьим ходом, и все же, как представлялось Фердинанду, конец путешествия близился с пугающей быстротой; белые часовые столбы, которых все больше оставалось за спиной, сходствовали с белыми привидениями, возникавшими на обочине, дабы возвестить беду.

Кучер успокоился, поскольку половину пути они уже почти миновали, а кроме того, скоро должен был показаться самый удаленный от столицы княжеский замок для увеселений, за которым пролегала достаточно гладкая дорога. Фердинанд, тем не менее, приказал слуге сделать в ближайшей деревне остановку на ночь и отослать лошадей обратно.

Путь в деревенскую гостиницу шел мимо садов. До слуха Фердинанда донеслись обрывки музыки, и он решил уже, что застанет в деревне шумное празднество, за которым будет любопытно понаблюдать, благо это поможет развеять наконец мрачные мысли. Вскоре, однако, Фердинанд заметил, что мелодия отличается от тех, какие нередко слышишь в деревенских гостиницах; когда же он обратил взгляд к ярко освещенным окнам нарядного