Читать книгу - "Заповедное изведанное - Дмитрий Владимирович Чёрный"

определить калибр поражающего оружия. но даже по фотографиям видно, что это кортик – удары нанесены не очень глубокие, но обоюдоострый клинок узнаваем. последовательно, каждому присяжному передают папки с помещёнными в обычные файлы фотографиями. там же – мелькает лицо убитого, специально не запечатлённое…

агнец, ослабленный болезнью, убитый исподтишка и быстро. Киллеров наставивает (кто из адвокатов, – отец или бледный клоун, – подсказал такую бердовую версию?), что бил, но не кртиком, а перочинным ножом и не глубоко… признание в убийстве имеется таким образом.

бил не чтобы убить? двадцать семь раз? перочинным ножиком «Виктор и Нож»…

картина по простоте своей и ясная, и ужасная, никаких аффективно доминирующих, понятных нам, присяжным, взрослым, мотивов – только медленный переход количества в качество. просто враждовали, как свихнувшийся на этом Конаков говорил со слов многих, – Киллеров давно готовил «акцию», то есть носил с собой кротик, чтобы отомстить любимцу класса за слова прицеленные ниже пояса.

бывал у него дома не раз, на кухню заваливались весёлой, случайной компанией – отец и мать Хореева помнят. видел нормальную, полночАшную семью с полноватыми родителями и худым тёзкой: батя пишет свои военно-исторические труды на ноутбуке, мама Ильи арфистка, учит детей музыке, сын – имеет игровой компьютер в маленькой, ближайшей к входой двери комнате. завидная комплектация. схема-место убийства выстраивается неизбежно: вход, справа – детская, потом справа же второй комнатой – кабинет отца, слева гостиная с арфой, справа кухня.

они так и в день убийства завалились сперва гурьбой человек в пять, даже на обеденной кухне посидели, вроде как зашли проведать заболевшего однокассника. а потом оба Ильи остались доиграть в компьютерную игру в комнате, где болел Илья Хореев…

и снова игра, пока лишь игра Илья версус Илья – или ты, или я.

мальчики и девочки пошли дальше путешествовать в мире недавно открывшихся им лестничных клеток, где откуда-то берутся и банки коктейлей или пива, и гитары, и сигареты. импровизация микрорайонной жизни, предсказуемый досуг. и только Киллеров знал, что будет дальше.

покашливающий гостеприимный Илья, которого оторвали от обеда – в спешке приёма одноклассников не заметил, кто остался. а Кунаков ждал в коридоре, он знал, что будет вскоре. Киллеров обыграл в «Игре с огнём» подзаторможенного болезнью Хореева, оказался у него за спиной и в спину же нанёс первый удар. не осмелился видеть глаза…

бил с трусливой поспешностью и удивлением податливости тощего тела врага, бил чтобы не оставалось сомнений, чтобы не смотрел и не думал этот… тёзка… бывший. бил отцовским кортиком – в благополучие чужой семьи, за своё одиночество при матери, за все эти арфы и кухни, где пахнет благополучием и семейной укомплектованностью, колол во имя бандитского будущего своего. игровые кровавые состояния закончились, начались настоящие.

не вытерев окровавленных рук, пошёл с опешившим Кунаковым в комнату отца, пошарил по ящикам, нашёл пятьсот рублей, выдернул из розетки питание ноутбука, сгрёб и поскорее оставил место преступления. Кунаков убежал первым, а Киллеров выдерживал темп своего давнего замысла – ведь он сильнее, и он не кастрат, он как раз мужчина, что и доказал сейчас. просто доказательство не обнаружено ещё…

прошёл настороженного поспешным бегством Кунакова лифтёра, пронёс ноутбук за пазухой. и пошёл в соседний подъезд, где та же компания покуривала обычно.

подсел на ступеньки, пока тренчали «Сплин», и сказал в паузе «Я замочил Хореева». никто не придал значения словам – шутка… дали закурить, не удивились откуда-то взявшимся деньгам, когда Киллеров предложил сбегать за чипсами и газировкой. посидели ещё, попили и похрустели.

а потом Зятельников, улизнув с лестницы, всё же догадался проверить: может, не шутил Киллеров? поглядел с улицы – свет в квартире Хореевых горит, позвонил – никто трубку не берёт. так и запустилась паника…

тем временем будущее, которое Киллеров так долго готовил, уже открывало свои ночные объятия ему и Кунакову. он вызвонил по домашнему телефону и вытащил подельника во двор: что будем делать с ноутбуком и кортиком? психующий на морозе Кунаков согласен на всё, идти куда угодно, лишь бы самому не быть пырнутым кортиком.

но от орудия убийства надо избавиться – кортик летит банально в неглубокую решётку водостока возле железнодорожной станции, где и найден по горячим следам. там же у братка-скупщика в чёрном джипе добывают ещё пятьсот рублей за ноутбук, покупают блок «Винстон-лайтс» – предел мечтаний…

долго курят, но страх и паника у Кунакова не проходят, а усиливаются.

всё это казалось игрой, но стало явью.

Киллеров – став мужчиной за 27 ударов, домой пришёл ещё сынком. не догадался скрыть забрызганную кровью Хореева одежду с американскими героями комиксов на груди, так жаждавшими именно этого дополнения – банально положил её в стиральную машину. мать, перебирая бельё, увидела и спрятала сама…

на компьютере Хореева так и остался приговор «Вы убиты» – той, проигранной им Киллерову игры вдвоём.

отец, сохраняя рацио, говорит суду – в ноутбуке – бесценный для него экземпляр неизданных военно-исторических трудов. следователи мгновенно, по признаниям самого Киллерова и Кунакова находят и братка-скупщика, и ноутбук. в нём, сообщает отец, так и остался установочный диск кровавой игрушки «Джади акэдеми». вот, собственно, ради чего – что доказать надо было и благополучному дому, и этому ноутбуку в кабинете умного отца доброго соперника…

нет, глаза его нисколько не раскаиваются – глядим на подзеленённого стеклом Киллерова, и ничего не понимаем. все присяжные уже имеют ответ на главный вопрос – деяние имело место, он сам его и признал косвенно, «перочинно». но глаза спокойны, в движениях зачаточная братковость – понравилось чувствовать на клинке обмякшее тело врага, брезгливо его спихивать с кортика.

убивал без сомнений, хоть и трусливо начал, и продолжит при случае – открыто глядит на присяжных, не таится, вот в чём тут самый главный вопрос. он чувствует себя сильнее суда. потому что знает – смерть за смерть ему не полагается, был мал в момент совершения убийства.

а не запоминает ли он нас?

да, семейный разрыв, развод, дискомфорт толкнули его искать признания и героизма вот в этом – в оскаленной кортиком и карающей любимца класса отверженности. чтобы придти на следующий день, а школа вся зашушукала, чтобы глядели в священном ужасе – он же смог, он проткнул и выпустил в воздух «душу класса»…

нет, он меня как старосту всё же пересилил.

я сложил с себя полномочия, не осилил. по телефону, той самой Вере сказал, что обязан в Киев ехать. как, чем и зачем мне судить явного рецидивиста? поняв, что писяжные единодушны в последний раз «за кулисами»,