Читать книгу - "Вся вселенная TRANSHUMANISM INC.: комплект из 4 книг - Виктор Олегович Пелевин"

Партия сердобол-большевиков, «Открытый Мозг», «TRANSHUMANISM INC.» и прочие рептилоиды доверяют нам мыслить максимально свободным образом, иначе мы не смогли бы творить. Да, мы видим смутно и гадательно, но иногда интуичим всю панораму целиком. Поэтому автобиография вбойщика – всегда интересное чтение.

А уж когда она совмещена с селф-хелпинструкцией и практическим мемо-пособием о том, как прийти к окончательному финансово-творческому успеху оптимальным путем, продукт становится и вовсе уникальным.

Именно его, читатель, ты и держишь сейчас в руках.

Я стараюсь помочь тебе стать вбойщиком – поэтому с самого начала обращаюсь к тебе как к одному из нас.

Мема 1

Вбойщик!

Книги о пути к успеху обычно пишут люди, чей главный жизненный успех – нормально продать книгу о пути к успеху. Если ты не планируешь писать подобных книг сам, читай только тех, кто чего-то реально достиг. От них ты узнаешь об успехе больше, даже если само это слово не всплывет ни разу.

Про титана вбойки под ником «KGBT+» читатель, конечно, знает, так что в дополнительной рекламе мой продукт не нуждается.

Я видел много смешных и диких спекуляций на тему того, как были созданы мои «Катастрофа» и «Летитбизм», а особенно – мой огромный тюремный цикл. Теперь пришла пора рассказать об этом правду.

Конечно, я расскажу про барона Ротшильда и его роль в моей судьбе, а то вокруг развели столько лжи и слэша, что противно.

Самое же главное, я изложу стратегические принципы успеха в нашем тесном и злом бизнесе. Гарантирую, что любой, кто применит мою мемо-мудрость на практике, окажется на две головы впереди конкурентов. Если, конечно, конкуренты не прочтут тот же самый мануал.

Эта книга может оказаться самой важной в твоей жизни – если ты из тех, кому адресовано ее послание. Она может оказаться и простой развлекухой на пару вечеров, что тоже неплохо по нашим мрачным временам.

В общем, все зависит от твоих потребностей в настоящий момент, милый читатель, читательница и читательницо.

Сразу прошу извинить меня за нежелание перегружать текст морзянкой добродетели. Я буду обращаться к читателю на «ты», в каком-нибудь одном роде, не перечисляя каждый раз всех возможных местоимений. Кто бы ты ни был гендерно или вендорно, мой далекий друг, это не значит, что я твоефоб. Я люблю тебя. Правда. Но еще я люблю деревья, из которых делают бумагу и ветер.

Теперь о моих политических и социальных взглядах. У меня их нет. Какие-то были перед тюрьмой, но сейчас я их не помню.

Еще один важный момент. Во всех биографиях вбойщиков Зеленой Эры есть обязательные мотивы, детали и сюжетные повороты – их требуют маркетологи. Если убрать их, читатель ощутит себя обманутым. Даже в том случае, если ему предложат подлинный мемуар вместо обычной нейросетевой подделки (а я пишу эту книгу сам, разве что чуть помогают контент-бустеры).

Поэтому я не стану избегать обязательных для жанра тем, подсказываемых нейросетью, но честно предупреждаю, что буду отрабатывать их экономно и быстро, чтобы поговорить о том, что кажется мне более важным.

Нейросеть уже намекает, что начать следует с первого детского воспоминания – так делают все.

Засим погнали.

* * *

Мне четыре года. Вокруг двор нашей подмосковной фазенды. Улыбающаяся мама держит меня на руках. От нее исходят тепло и любовь. Рядом стоит папа, и от него разит уже хорошо знакомым мне к этому возрасту гневным электричеством.

Родители о чем-то спорят. Постепенно мать тоже пропитывается грозой – улыбка исчезает с ее лица, она сажает меня на траву, и они с отцом уходят в дом.

Я обижен, испуган, но и обрадован тоже. Я могу самостоятельно исследовать мир. Я уже умею ходить, но сейчас мне хочется ползать (отчасти чтобы отомстить маме, заставив ее стирать лишний раз мои тряпки) – и я ползу в направлении хлева по влажной земле со следами тележных шин.

Дальше в моей памяти пробел. Следующее, что я помню – я в хлеву. Я прячусь в углу и с веселым ужасом гляжу на идущего по проходу хелпера-биоробота. Это битюг в грязной марлевой маске и рваной сермяге. Во время ходьбы он раскачивается всем торсом, словно набирая кинетическую энергию для нового шага. В руках у него керосиновая лампа.

Дойдя до стены, он вешает лампу на высокий крюк, складывает огромные исцарапанные руки на груди и замирает, вглядываясь в огонек.

Я перевожу взгляд на белое керосиновое пламя. И вдруг что-то происходит. Мне кажется, хлев куда-то исчез, мое тело тоже, и я стал просто восприятием, чистым зрением, глядящим на висящую в пространстве яркую звезду. Я знаю, что там мой настоящий дом, и хочу вернуться к этой звезде, попасть туда, откуда начался мой путь. Но тут же понимаю, что это невозможно. Я живой свет, сорвавшийся с ее поверхности. Я протянутое в бесконечность щупальце. Мне некуда возвращаться, потому что я и есть эта звезда – ее дотянувшийся до места моей высадки луч, ни на миг не перестававший быть ею…

Когда я излагаю свой опыт в словах, кажется, что это сложные взрослые мысли. Вернее, они становятся такими при попытке их сформулировать, но само переживание было простым, даже базовым, как запах сена или вечерняя прохлада. И оно было настолько непохожим на все, знакомое мне прежде, что я заревел.

Этим и кончилось. Я напугал хелпера – до этого он не подозревал, что я прячусь рядом. Дальше он действовал по программе: вышел из хлева и нажал на гашетку сигнальной сирены.

Мать нашла меня, слегка отшлепала и сделала мне горячую ванну. Ей казалось, что я продрог. Но на самом деле меня трясло от нового опыта.

Через много лет мне объяснили, что это могло быть телепатической наводкой от хелперского импланта – так случается иногда с нечипованными маленькими детьми.

Еще, конечно, таким могло быть первое включение маяка господина Сасаки, но об этой странной теме, то и дело мелькавшей в моей судьбе, я расскажу позже.

Сверкнувшая из лампы звезда запомнилась мне навсегда.

Что у нас вторым обязательным для автобиографий пунктом, дорогая нейросеть?

Читательницу интересует, был ли в моем детстве сексуальный абьюз. Да, милочка, само собой – и вообще мое детство было ужасным.

YoASS, TREX, PSRT и другие титаны вбойки уже пожаловались человечеству в мемуарах на свою препубертатную боль. Пора и мне расстегнуть на душе все пуговки, чтобы предъявить общественности уходящий глубоко в трусы незаживающий шрам.

Когда мне было десять лет, меня поймала на деревенском сеновале пьяная фема-корма (это случилось уже не под Москвой, а в Сибири). Она заперла ворота и