Читать книгу - "В лучах мерцающей луны - Эдит Уортон"

Она поделилась своими опасениями со Стреффордом:

— Я не доверяю той зеленоглазой няньке. У нее вечные шашни с молодым гондольером, а Кларисса ужасно наблюдательна. Не понимаю, почему Элли не едет: она должна была появиться в прошлый понедельник.

Тот рассмеялся, и что-то в его смехе подсказало ей, что он, видимо, знает о действиях Элли не меньше ее, если не больше. Отвращение, которое всегда вызывал в ней этот предмет, заставило ее быстро отвести взгляд от его снисходительной улыбки. Сейчас она все бы отдала за то, чтобы быть свободной от обязательства и сказать Нику о том, чтó узнала вечером в день их приезда, и уехать с ним, не важно куда. Но Кларисса!..

Дабы избавиться от искушения, она решительно сосредоточилась на мыслях о муже. В том, что Ник счастлив, не могло быть никаких сомнений. Как обнаружилось в Венеции, он обожал ее, работа над книгой приносила ему радость; а что касается достоинств его труда, тут она была уверена умом и сердцем. Она по-прежнему была в сомнении, что он когда-нибудь сможет зарабатывать пером им на жизнь, но больше не сомневалась, что он напишет нечто выдающееся. Одно то, что он трудится над философским романом, а не над обычной беллетристикой, казалось доказательством его подлинного превосходства. И если она не вполне полагалась на собственную беспристрастность, одобрение Стреффорда ее успокоило. Среди их друзей Стреффорд слыл авторитетом в подобных материях: панегирики в его адрес всегда заканчивались фразой: «Знаете, он еще и пишет». Сказать по правде, покупатели прохладно отнеслись к немногочисленным опубликованным им страничкам; но он жил среди людей, которые путают вкус с талантом и на которых производят впечатление самые неумелые попытки литературного высказывания; и хотя он делал вид, что пренебрежительно относится к их мнению и к собственным литературным опытам, Сюзи знала, что его не огорчало, когда о нем говорили: «О, если бы только Стреффи выбрал эту стезю!..»

Одобрение Стреффордом философского романа убедило ее в том, что стоило остаться в Венеции ради Ника и, если только Элли вернется и увезет Клариссу в Санкт-Мориц или Довиль, неприятное обстоятельство, послужившее основанием их счастья, забудется, растаяв, как облачко, и ничто уже не будет омрачать им радость уединения.

Элли не появилась; вместо нее прибыл Мортимер Хикс с семейством, и Ника Лэнсинга стали одолевать угрызения совести, что предвидела его жена. Стреффорд, вернувшись как-то вечером с Лидо, доложил, что узнал огромный силуэт «Ибиса» среди других яхт, стоявших во внешней гавани; и в следующий же вечер, когда гости палаццо Вандерлинов попивали прохладительное за столиком перед кафе Флориана, на Пьяцце появились Хиксы.

Напрасно Сюзи просила мужа защищать его уединение:

— Не забывай, дорогой, ты здесь для того, чтобы писать; твой долг — никому не позволять вторгаться в свою частную жизнь. Почему не сказать им, что мы как раз собрались уходить?

— Потому что это бесполезно: мы наверняка будем постоянно встречать их. И, кроме того, будь я проклят, если стану прятаться от Хиксов. Я провел на «Ибисе» целых пять месяцев, и если они иногда мне надоедали, то об Индии этого не скажешь.

— Мы заставим их как-нибудь свозить нас в Аквилею, — философически заметил Стреффорд, и в следующий момент Хиксы устремились к беззащитной троице.

Вид у них был устрашающий, не только по причине необъятности главных фигур, мистера и миссис Хикс, которые были равно громадных размеров, но и потому, что они никогда не отправлялись за границу без сопровождения двух личных секретарей (из которых один исполнял роль толмача), врача мистера Хикса, незамужней дамы по имени Эльдораддер Тукер, кузины миссис Хикс и по совместительству ее стенографистки, и, наконец, их дочери, Корал Хикс.

Корал Хикс, когда Сюзи в последний раз сталкивалась с этой компанией, была толстой школьницей в очках, которая вечно плелась за родителями, волоча на поводке упиравшегося пуделя. Сейчас пуделя не было, а его хозяйка возглавляла процессию. Толстушка-школьница превратилась в юную даму со сбитой, если не изящной фигурой; вместо очков — лорнет на длинной ручке, сквозь который мисс Корал Хикс взирала на мир уже не угрюмо, как прежде, а одновременно уверенно и критически. Вид у нее был такой решительный и самонадеянный, что Сюзи, окинув ее мгновенным взглядом, увидела, что та возглавляет процессию не случайно, и пробормотала про себя: «Слава богу, что она хоть не хорошенькая!»

Если не хорошенькая, то прекрасно одета; и если чересчур образованна, то кажется способна, как предположил Стреффорд, игнорировать столь вопиющий недостаток. Во всяком случае, она была выше того, чтобы скрывать его; и не успела вся компания просидеть пять минут перед принесенным мороженым (Эльдорада и секретари сидели за отдельным столиком чуть позади), как она уже обсуждала с Ником исследования в Месопотамии.

— Необычный ребенок эта Корал, — сказал Ник тем вечером, когда они вышли на балкон выкурить последнюю сигарету. — Она сегодня сказала мне, что помнит многое из того, что я говорил в Индии. В то время я думал, что ее интересуют только карамель и картинки-головоломки, но, похоже, она все слушала, читала все книги, которые могла найти, и так увлеклась восточной археологией, что в прошлом году прошла специальный курс в Брин-Морском колледже. Следующей весной собирается поехать в Багдад, а вернуться через Персидское плоскогорье и Туркестан.

Сюзи весело рассмеялась: она сидела, вложив ладонь в руку Ника, а поздняя луна — снова для них — круглилась в своем оранжевом великолепии над колокольней собора Сан-Джорджо.

— Бедняжка Корал! Какая тоска… — пробормотала Сюзи.

— Тоска? Почему? Такое путешествие будет куда увлекательнее многих прочих.

— О, я имею в виду, какая это будет тоска без тебя или меня, — засмеялась она, лениво вставая, чтобы идти в дом.

Широкая полоса лунного света, деля ее комнату на две темные половины, лежала на разноцветной венецианской кровати с аккуратно откинутой простыней, старинном камчатном покрывале и подушках, отороченных кружевами. Она почувствовала тепло обнимающей руки Ника и подняла к нему лицо.

Хиксы сохранили самые нежные воспоминания о пребывании Ника на «Ибисе», и Сюзи, тронутая их простодушным удовольствием от новой встречи с ним, была рада, что он не последовал ее совету и не норовил избегать их. Ее всегда восхищал безжалостный талант Стреффорда использовать и отбрасывать человеческий материал, оказывающийся на пути, но сейчас она начала надеяться, что Ник не вспомнит о ее предложении применить подобную меру к Хиксам. Даже если было бы не так приятно долгими золотыми днями и пылающими серебряными ночами иметь в своем распоряжении большую яхту, восхищение Хиксов Ником вынудило Сюзи охотно терпеть их. Она даже начала чувствовать растущее расположение к ним — расположение, внушенное теми же самыми их качествами, которые прежде вызывали у нее неприязнь. Сюзи старательно приучала себя любить простых людей с толстыми кошельками; для таких случаев у нее был неисчерпаемый запас скидок и оправданий. Но они должны были быть успешными простыми людьми; а беда Хиксов, исходя из ее понятий, была в их неудачливости. Не только в их нелепости; видит небо, нелепыми были многие их соперники. Но Хиксы были и нелепы, и неудачливы. Они постоянно противились усилиям опытных советчиков, которые первыми разглядели их на горизонте и пытались помочь им возвыситься. Они всегда обращались не к тем людям, приглашали не тех гостей и тратили миллионы на то, что никого из персон значительных не интересовало. Хиксы страстно верили в «движения» и «общие дела» и «идеалы», всегда у Хиксов толпились истолкователи их новейших убеждений, всегда Хиксы просили вас послушать лекции изможденных женщин в пеплумах и позировали для портретов каким-то лохматым художникам, которые вечно оказывались немодными.