Читать книгу - "Как я теперь живу - Мег Розофф"

В мирное время я предпочитала голодать, чем есть еду, приготовленную Давиной. Сейчас, во время войны, я совершенно не боюсь, что нас отравят. Я стараюсь есть немножко больше, и Эдмунд перестает смотреть на меня с подозрением, через неделю он даже говорит, ты выглядишь куда лучше, уверена, он хочет сказать — толще, так что я слегка подаю назад.

Да, я же хотела о карантине.

После одной из своих нелегальных встреч в пабе с ребятами-шпиономанами Осберт рассказывает, что слухи про Эпидемию Оспы распускают, чтобы напугать народ и заставить всех сидеть тихо.

Но потом мы услышали, что люди начали умирать.

Это корь, а не оспа, считает Эдмунд, корь не смертельная, но теперь почти невозможно достать антибиотики, и люди умирают от банальной пневмонии, от осложнений после ветрянки, от переломов, а женщины — иногда — от родов.

Вместе с продуктами нам передали листовку: всю воду необходимо кипятить. И еще: Будьте Особенно Осторожны с Ножами, Инструментами и Огнестрельным Оружием, Любая Травма Может Привести к Заражению Крови и Смерти. Удивительное дело, у нас, кажется, война в разгаре, так чего вы хотите?

Не знаю, отравлена ли еда. Не знаю, подхватим ли мы смертельную болезнь. Не знаю, упадет ли нам на голову бомба. Не знаю, притащит ли Осберт какую-нибудь заразу со своих секретных встреч. Может быть, нас арестуют, будут пытать, убьют, изнасилуют, заставят признаваться во всех грехах и выдавать друзей.

Лишь одно я знаю наверняка — такой полной жизнью я никогда не жила. Пока меня не заперли в сарае без Эдмунда — я в безопасности.

12

Мы продолжаем нашу тихую и счастливую жизнь — запретная любовь, детский труд, шпионаж, — когда к нам, после стольких недель жизни впятером, явился гость, мягко говоря, неожиданный.

Лет 35, выглядит неплохо, слишком устал, чтобы притворяться вежливым и дружелюбным, извините, что беспокою, как у вас, есть еще таблетки или порошки?

Мы стоим, раскрыв рты. Честно говоря, странный бизнес. Решил, наверно, продавать кокаин людям под домашним арестом, лишенным телевизора, одуревшим от войны, — неглупая мысль.

Таращимся на него, как идиоты, он спрашивает, могу я поговорить с вашими родителями. Мы здесь одни, важно начинает Осберт, сейчас произнесет длинную речь, нет, передумал.

Теперь очередь гостя удивляться. Осберт объясняет про тетю Пенн, странный гость замолкает, но по лицу видно, этим дело не кончится, он заинтригован, хотя ему явно есть о чем подумать, кроме нас.

Собирается с мыслями. Извините, я должен объяснить. Я доктор Джеймсон. Вы, возможно, заметили, сейчас идет война, и мы стараемся заботиться о людях, живущих в этом районе.

Мы молчим, и он продолжает.

Отделения хирургии закрыты. В больницах почти не осталось персонала. Они едва справляются с ранеными в городах, из аптек изъяли медикаменты, так что местные жители с хроническими болезнями вроде повышенного давления и диабета испытывают трудности. Мы стараемся не доводить эти проблемы до крайности, но нам очень не хватает лекарств. Особенно необходимы антибиотики, поэтому мы просим всех поискать в домашних аптечках. Все может пригодиться.

Эдмунд внимательно прислушивается. Вид у него такой, будто он плохо слышит, на самом деле он пытается понять, что же не произнесено вслух. Ладно, говорит Осберт, мы посмотрим, и все они, и Эдмунд тоже, идут наверх, чтобы пошарить в комодах, не найдется ли антибиотиков. Наверно, Эдмунд не услышал ничего плохого.

Я остаюсь с доктором Джеймсоном, и, пока он оглядывает меня с ног до головы, я предаюсь воспоминаниям о прекрасных временах без докторов. Какая жалость, что я напоролась на английского доктора. После паузы он спрашивает, как давно это продолжается. Ясно, он не о войне, надеюсь, что и не о нас с Эдмундом, так что я тупо переспрашиваю, вы о чем, словно понятия не имею, про что речь.

Он не называет меня юной леди, не начинает читать лекцию, ничего такого, просто смотрит печально и устало, потом тихо произносит, неужели в мире и без этого недостаточно сложностей?

В кои-то веки я не нахожу ответа.

Наконец Эдмунд, Айзек, Осберт и Пайпер возвращаются с кучей полупустых коробочек, потому что тетя Пенн ничего не выбрасывает, и доктор с грустной улыбкой перебирает лекарства и благодарит. Мы ждем, когда он уйдет, но он медлит. А вам самим что-нибудь нужно?

Все мы знаем, о чем он. Мне хочется заорать, НЕТ, НИЧЕГО, НИ ОТ ПРАВИТЕЛЬСТВА, НИ ОТ РОДИТЕЛЕЙ, СПАСИБО БОЛЬШОЕ! Но я молчу, мы все молчим, так что он тяжело вздыхает и уходит.

13

После ухода доктора что-то повисло в воздухе.

Ничего конкретного, просто волшебство, охранявшее нас от внешнего мира, вдруг показалось слишком хрупким, чтобы защитить всерьез.

Вечером все мы тише, чем обычно. Пайпер и я втискиваемся в большое кресло и читаем «Записки Флэшмена»[4]. Уже поздно, но достаточно светло, чтобы читать при свечке. Окна и двери распахнуты, теплый воздух врывается в дом, пахнет жимолостью, рядом дремлют собаки. Вдруг Пайпер отрывает глаза от книги, смотрит на меня и торжественно спрашивает, ты любишь Эдмунда?

Раздумываю минутку, как лучше ответить, и просто говорю да.

Пристальный взгляд. Коронный номер их семейства. Нормальные люди так не глядят, это невежливо, это вторжение в чужие мысли без разрешения. Я рада, что ты его любишь, я тоже люблю Эдмунда, изрекает она наконец.

Не могу сдержать слез. Обнимаю Пайпер, мы так и сидим обнявшись, мои слезы капают ей на голову. Темнеет, и ночь мягко обволакивает нас.

Она спрашивает, а можно я сегодня посплю с тобой, и я говорю да, мы идем наверх и ложимся рядышком на узкую кровать, она же скучает по маме, а среди ночи приходит Эдмунд, ему одиноко, и пристраивается к нам валетом, иначе не поместиться, а на рассвете появляется Айзек, он не понял, куда все пропали, но при виде нас ухмыляется, идет на кухню и притаскивает на подносе большой коричневый чайник и кружки, мы сидим на кровати друг у друга на головах, сбившись в кучу, как щенята, и солнце ярко светит в окно.

А Эдмунд чует, что должно случиться, он знает — сегодняшний день надо отметить чем-то особенным. Жарко будет, пошли купаться, предлагает он.

Мы собираем полотенца и одеяла, Пайпер упаковывает корзинку с провизией, мы обуваемся. Надеваем чистые футболки и шорты вместо тех, что носим уже пару недель, Айзек