Читать книгу - "Константинов крест (сборник) - Семён Данилюк"

Похоже, физиономия Заманского вытянулась. Елена горько усмехнулась.

— Поразительно, — произнесла она. — И то, что случилось. И то, что всё это уместилось в какие-то три недели.

Она закурила, прикрыла припухлые веки.

В тот раз Елена повезла очередную группу по Италии. В сущности это была последняя поездка. Всё больше времени отнимал фонд борьбы с детской онкологией, с которым после смерти ребенка активно сотрудничала.

Программа стандартная: Рим — Флоренция — Венеция. Забитый до отказа туристический автобус. На одном из задних кресел оказались Плескачи: отец с сыном. Поначалу больше внимания привлекал сын: длинный, несуразный, мягко улыбчивый, — такой ребенок-переросток. Старший же, напротив, производил впечатление тягостное. Сидел, ссутулившись. Погруженный в себя. Будто между ним и действительностью установилась пленка, через которую с трудом пробивались голоса.

Во время вводной экскурсии вдруг раздраженно пошутил. Потом еще раз перебил гида. Так что сыну пришлось успокаивать. Елена еще подумала, что с этим ершистым дедком натерпится. Узнав, что он владелец антикварного магазина, даже окрестила про себя менялой.

— Знала бы я, насколько и как именно натерплюсь от этого менялы, — хмыкнула она.

Разместились в Риме, в дорожном отеле. Поздно вечером Елена спустилась в ресторанчик. Рассчитывала, что измотанные туристы к этому времени завалятся спать и можно будет перекусить в одиночестве. Она почти угадала, — один всё-таки не спал. У барной стойки сидел старший Плескач и угрюмо крутил на просвет бокал с плещущимся на дне коньяком. Хотела уйти, но передумала. Если назревает конфликт, лучше попытаться погасить его в зародыше. К тому же Плескач был трезв. Потому решилась подсесть.

Он махнул бармену принести еще коньяку.

— Только плачу сама, — предупредила Елена.

— Эва, как напугал, — Плескач мягко улыбнулся, сделавшись похожим на своего сына. — Не надо мне было ехать. Лёвушка настоял. Да и друзья достали. Поезжай, мол. Заграница лечит. Поразительно: все всё за других знают. Послушался — поехал. Теперь вам ни за что ни про что досталось. Вы не обижайтесь на меня за сегодняшнее. Небось, всяких чудиков повидали. Так уж перетерпите. Хотя гид вы на самом деле замечательный.

— Вы хоть что-то слышали? — не поверила Елена.

Он кивнул:

— Да. В конце стал слушать. И даже увлекся. Вы, правда, умница. А насчет меня, — обещаю впредь не допекать. В крайнем случае, если уж вовсе станет невмоготу, сяду на самолет да улечу в свою берлогу. Лады?

В сущности, разговор можно было закончить, — Елена поняла, что с этой стороны неприятностей больше не будет. Но — он поднял глаза. Такие больнющие! И она не удержалась — спросила:

— Что у вас случилось?

Елена прервала рассказ, загасила сигарету, тут же закурила следующую. В упор глянула на Заманского:

— У вас бывали чирьи?

— Что? — оторопел тот.

— Чирьи. Перезревшие. Набухшие. С головкой. Зудят непрестанно. Вдруг нажал — и брызнул гной.

— У Зиновия так и было? — догадался Заманский.

— Именно такая ассоциация мне и пришла в голову, когда он начал говорить. Не говорить — выплескиваться. Будто трубу под давлением прорвало.

Говорил о покойной жене. Какие-то мелочи, которые только для двоих, да и попробуй еще вспомнить. А тут всё подпирало и требовало выхода. И о своей вине перед покойной. Вообще-то обычный разговор мужиков, что на старой беде пытаются закадрить новую пассию. Но здесь всё было с такой натуральной экспрессией, болью. Потом так и оказалось, — год в себе копил. К тому же мне всё это было близко. Я ведь за пять лет до того малыша потеряла. Вот под минуту — утешить, что ли, захотелось или в свою очередь выплеснуться? — рассказала. Даже не заметила, что говорю уже я, а он как-то затих и неотрывно смотрит.

Спохватилась:

— Что-то не так?

— Какая вы, оказывается, — выдохнул он.

Разошлись в два ночи.

На следующее утро, когда Елена зашла в автобус, семейство Плескачей сидело на ближайшем к гиду сидении (потом узнала, что семейной паре, с которой поменялся местами, Плескач — старший компенсировал стоимость поездки). И Зиновий так открыто, заговорщически улыбается, что все туристы вокруг нехорошо переглянулись. Дальше — хуже. На глазах у всех принялся ухаживать за гидом, как ухаживают за своей девушкой.

Если при выходе из автобуса моросил дождь, бросался открыть над гидом зонтик. Во время обедов норовил подхватить поднос, сесть поближе. На экскурсиях не отходил ни на шаг. Поразительно, но пятидесятилетний мужчина повел себя как старшеклассник в состоянии первой влюбленности. По ночам писал восторженные стихи, а утром спешил подсунуть их под дверь номера возлюбленной.

Он был настолько распахнут в своей влюбленности, что остаться незамеченным такое не могло. В группе его прозвали Крейзи Антиквар. Но больше всего преображение Плескача потрясло его сына. Воспитанный в почтении к родителям, он не решался бросить отцу публичный упрек. Но от этого страдал еще сильнее. Во время поездки сидел, отвернувшись к окну, всем своим видом выказывая неодобрение происшедшей в отце перемене. Изредка, когда оживление отца зашкаливало, бросал недобрые взгляды на Елену, кажется, совершенно уверенный, что меж гидом и его отцом установилась интимная близость. Хотя вся близость стихами и ограничивалась.

Во Флоренции у Елены заболело горло. Зиновий вызвался подменить ее на экскурсии. И рассказывал так увлеченно, с таким знанием деталей, что не только туристы, — сама Елена боялась пропустить малейшее слово. Какой там антиквар-меняла? Искусствовед высочайшего уровня!

Так что, поначалу измотанная назойливым ухаживанием, к концу поездки Елена сама ощутила признаки влюбленности. Должно быть, поэтому в аэропорту на просьбу Зиновия о встрече отделалась обещанием как-нибудь увидеться.

Срок «как-нибудь» для влюбленного Плескача оказался вполне конкретным. Уже на следующее утро он появился в офисе компании, попросил ее спуститься вниз. У подъезда стоял новенький кроссовер.

«Твоя!» — объявил с торжеством. Принялся совать ключи, документы. Увидев прикушенную губу ее, начал уверять, что от чистого сердца, безвозмездно. Что ничего за это не требует. Просто его подарок чудесному гиду.

— Какое же разочарование меня охватило! — Елена покачала головой. — За эти итальянские дни и впрямь уверилась, что в меня влюбился необыкновенный человек. А получилось, что сам он купчишка-меняла, и я для него та же проститутка. Только цена дороже. В общем, выплеснулась от души. Сказала, что у нас в фонде десяток больных лейкемией детей в очереди на операцию. Их мамы молятся на какого-нибудь доброго дядю, что расщедрится и спасет их дитятко. А в это время безумные антиквары, которым некуда девать деньги, мечут их в дорогие машины, чтоб бабу в койку затащить… И тут глаза у него радостно расширились, будто внезапно решилась недающаяся задачка. «Сколько нужно?! — закричал он. — Миллиона долларов для начала хватит?»