Читать книгу - "Атаман всея гулевой Руси - Николай Алексеевич Полотнянко"

Барятинский взял со стола отписки царю и казанскому воеводе.

– Пойдешь, Чубаров, посыльщиком к Урусову. Отдашь ему мою отписку и на словах испроси у него пехоту и полевые пушки. Перед князем не заносись, но будь твёрд. Возьми с собой полсотни рейтар на лучших боевых конях и в полной ратной сбруе. Проверь, чтобы у всех доспехи были начищены, и пусть лучшую одежду наденут, дабы у казанцев от вашего боевого вида дух захватывало. А другую отписку, великому государю, отправь из Казани с двумя рейтарами великому государю. А ну-ка, встань на свет, я тебя огляжу!

Чубаров смутился и ступил на половицу, на которую из небольшого оконца сочился солнечный свет. Барятинский обошёл его кругом, постучал пальцем по доспеху.

– Добрый у тебя нагрудник, а шапка помята. Негодно в таком виде являться к князю.

Он подошёл к плетённому из ивовых прутьев походному сундуку, открыл крышку и достал блестящий золотом шлем с сутаной из белоснежных перьев.

– А ну, прикинь на свою башку, Чубаров!

Полковник положил свою железную шапку на стол и надел на голову иноземный шлем.

– Чистый лях! – воскликнул окольничий. – Как раз такой, которого я сшиб с коня под Киевом. Вот теперь тебе впору будет говорить с кравчим Урусовым. Шлём береги, на ночь прячь от мышей, чтобы те перья не отгрызли.

– Когда велишь выезжать? – спросил полковник.

– Бери отписки и отправляйся. Без пехоты и пушек я тебя в Тетюшах не желаю видеть.

Барятинский вышел из избы за Чубаровым, посмотреть, как устроились рейтары на новом для них стане. Ночи стали морозны, посему палатки и шалаши были поставлены лишь для сторожей, свободные от службы ратные люди поместились в избах посада, утеснив обывателей, а также в амбарах и других постройках. Для коней соорудили жердевый загон, Барятинский подошёл к нему и увидел, что рейтары, прежде чем завалиться спать, крепко растрясли посадских людей: на земле были разметаны несколько стогов сена, в четыре гряды насыпан овёс, а глубокие и длинные колоды наполнены свежей водой.

Окольничий порадовался тому, что от Синбирска ему удалось уйти, сохранив большую часть коней, без них рейтар не воин, а крестьянские сивки да бурки слишком мелки и слабосильны, чтобы носить на себе облачённых в железо всадников. Дворянин являлся в полк на своём коне, но сейчас могли прийти и безлошадные, таких окольничий решил ставить в пехоту, что было для дворянина и наказанием, и давало ему возможность, добыв в бою доброго коня, вернуться в рейтары.

К конскому загону подъехали с десяток нагруженных рогожными кулями телег, и окольничий подошёл к ним ближе. Навстречу ему поспешил полковник Зыков.

– Воевода не поскупился! – доложил он. – И то скажу, что амбары в этом городке трескаются от съестных припасов: рыба всякая, гречка, говяжья и баранья свежанина, на моих глазах бычков и ярок резали, два воза хлебов, один с вчерашними, другой с сегодняшними. Для твоего стола, Юрий Никитич, воевода и лучшие тетюшские люди собрали отдельно, величают тебя спасителем и кланяются ниже земли.

– Они что, глаза мне белужьей икрой решили замазать? – скривился окольничий. – В сём городке нетчики, как клопы, в каждом пазу схоронились. Где Зверев? Почему его нет с теми сотнями дворян, что в Тетюшах попрятались?

– Зверев при мне начал перетрясать городок, начиная с казанского конца, – сказал Зыков. – Рейтары злы на тех, кто не явился в полки, и никому не дают спуску. Гонят всех в тычки к соборной площади, там уже полгорода на коленях стоят. Скоро всех сюда пригонят.

Полковник оглянулся на телеги, возле которых уже собрались сержанты, каждый за своей долей пропитания для подначальных людей.

– Дозволь, Юрий Никитич, начать раздачу припасов?

– Пусть берут паи на этот день, – сказал Барятинский. – И выстави вокруг телег надёжных сторожей. Ты, Зыков, остаёшься у меня полковником на оба полка, посему гляди в оба, чтобы рейтары не забаловали с вином. Питухов бей без моего спросу батогами, до изнеможения.

– А что Чубаров? – спросил полковник.

– Он сегодня уходит в Казань к князю Урусову за пехотой и полевыми пушками.

– Прими, Юрий Никитич, дары от лучших тетюшских людей, – сказал Зыков, и глаза его алчно блеснули.

– Тебя, вижу, что-то заботит, – усмехнулся Барятинский.

– Там есть дубовый бочонок, – растёкшись ухмылкой, доверительно промолвил Зыков. – Я нюхнул пробку и чуть слюной не захлебнулся: романея венгерской выделки, с польской войны такого запаха не чуял.

– Ладно, уговорил. Вели приготовить малое пированье для поручиков и капитанов, они его заслужили. Я тоже буду.

Зыков повернулся, чтобы идти к своему обозу, но Барятинский его задержал.

– Распорядись истопить мыльни, чтобы все в чистое переоделись, а то от людей псиной воняет. И мне баньку-мыленку спроворь, я и сам чешусь, как пёс шелудивый.

Скоро по всему посаду запылали костры, запахло дымом, затем мясным варевом. Закурились избы-мыльни вдоль берега неширокой речушки. Листва сохранилась и кое-где зеленела только на молодых дубках, и рейтары их ободрали дочиста на веники, ибо какое русскому человеку мытьё без того, чтобы не пропарить тело до радостного изнеможения, а после рухнуть с берега в ключевой омут.

Денщик под присмотром князя перебирал походный сундук в поисках чистого исподнего, когда в избу вломился капитан Зверев.

– Что, всех пригнал? – спросил Барятинский.

– Больше трёх сотен дворян, – ответил Зверев, подавая окольничему свёрнутый в трубку лист бумаги. – Здесь они все указаны поимённо.

Перед крыльцом, окружённые конными рейтарами, в несколько рядов нестройно стояли дворяне.

– Коня! – велел окольничий.

Денщик мигом подвёл к нему боевого коня, Барятинский вскочил на него, поднял на дыбы, жеребец всхрапнул и прыгнул в сторону толпы. Люди в страхе попятились, но князь понудил коня совершить ещё один прыжок и вселил в нетчиков такой страх, что они попадали на колени. Сзади на них напёрли конные рейтары Зверева, и уже не страх, а ужас обуял дворян, многие закрыли головы руками и стали слёзно молить о прощении.

– Молчать! – хрипло пролаял возмущённый слезотечением и жалобным вопиянием служилых людишек полковой воевода. – Клятвопреступники! Вы все целовали крест великому государю на верную ему службу, получили за это поместье и жалованье, но разбежались и попрятались, едва эта служба от вас потребовалась великому государю! Нет на это у меня воли, а то бы я выгнал всех на Казанскую дорогу, и пусть вас там мужики перевешают на деревьях, порассажают на кольях или порвут на части молодыми дубами!

Окольничий повернул коня