Читать книгу - "Будь что будет - Жан-Мишель Генассия"

увидела, как у дома припарковался «пежо», из него вылез Даниэль, она помахала ему, он подошел, Я так рад, ты не представляешь, я искал тебя, но напрасно, в ЭДФ никто о тебе не слышал.

– У меня секретная работа, я не имею права о ней рассказывать.

– Ну и ладно, не будем об этом. Что ж, выпьем шампанского за встречу?

– Я тоже думала о тебе, с нашей последней встречи многое изменилось… Я осознала, что пожертвовала собой ради идеи, без оглядки приняла такую жизнь, когда бежишь наперегонки со временем и на себя не остается буквально ни минуты. И тут я попала в непредвиденную ситуацию – я, наивный человек, не думала, что придется столкнуться с такой дилеммой. Несколько недель назад я поняла, что меня обманули, что мною манипулируют так же, как другими, я восприняла это как предательство, это заставило меня измениться, и я решила расставить приоритеты в другом порядке. Понимаешь, я пожертвовала всем ради работы и десять лет шла по ложному пути. Отныне я буду поступать как все – думать прежде всего о себе и о близких. Может быть, однажды я смогу тебе все рассказать, и ты поймешь… Кстати, не хочешь ли пригласить меня в хороший ресторан?

– Задача непростая, в этом городе не стоит ожидать слишком многого.

Они нашли на бульваре шикарный ресторан, который оказался посредственным, но это не имело значения. Зато обоим было по-прежнему тяжело из-за того, что приходилось следить за каждым словом, поскольку они не могли друг другу довериться. Даниэль думал вернуться во Францию в первых числах июля, после референдума о самоопределении, А ты когда возвращаешься?

– Через несколько дней, но придется снова сюда приехать, нам независимость не помеха.

– Начинаю подозревать, где ты работаешь.

– Тем лучше, тогда ты знаешь, почему я не могу об этом говорить. Ты знаешь, когда выйдет журнал?

– Твой рассказ будет опубликован в июльском номере.

– Все это теперь так далеко, словно произошло в другой жизни. Я часто думаю о Тома – какое право он имел покончить с собой? Он разрушил нашу жизнь, но, возможно, именно этого он и добивался.

– Что ж, а я думаю о нем всякий раз, когда зову сына.

Даниэль взял ее за руку, Знаешь, я тоже изменился. Арлена не убрала руки. Давай сделаем то, чего мы хотим, можем пойти к тебе.

– Сейчас это не очень удобно, я приютил друга, у него неприятности…

– Тогда ко мне в гостиницу. Не бог весть что, но вид красивый.

Сколько же лет они ждали этой минуты? Всегда, подумал Даниэль; так долго, подумала Арлена. Их новые отношения начались в обшарпанном отеле напротив роскошного парка Галлан. Эта кульминация должна была случиться намного раньше, но по несчастному стечению обстоятельств припоздала. А им всего лишь нужно было подчиниться судьбе, и оба испытали одинаковое чувство завершенности.

– Я и забыла, как ты был важен для меня, – сказала Арлена. – И что я так тебя желала.

– Я тоже. Знаешь, что касается Мари…

Арлена приложила ладонь к его губам, Я тебя ни о чем не прошу. Мне не нужны обещания. Я не хочу быть на привязи. Не будем строить планов. Давай просто жить, радоваться тому, что есть.

Назавтра Арлена собрала свой чемоданчик, У меня самолет через два часа, я скоро вернусь, хотя не знаю когда. Я тебя предупрежу.

Даниэль вернулся домой. Делейн уже некоторое время не показывался – возможно, решил эмигрировать в более милосердные края; в своей комнате он прибрался, заправил кровать, словно уехал навсегда.

Янсен по телефону донимал сына, ему не нравились результаты работы, Именно в такие смутные времена можно получить больше информации, среди бунтовщиков разброд, это их последний бой перед побегом.

– Я же говорил, никто мне не доверяет. Зато я виделся с Пьером Делейном.

– Быть не может! Где?

– В ресторане Адмиралтейства. Мы вместе поужинали. Ничего интересного он не сказал, иначе я бы тебя предупредил. Выглядел спокойным. А ведь мы с ним всегда были очень близки.

– Он убийца, его разыскивают во Франции, а он, оказывается, свободно разгуливает в этой стране психов! Мы должны его обезвредить. К счастью, недолго осталось.

Арлена вернулась на следующей неделе, сочинив для директора туманную отговорку, – тот считал большим везением, что в его отделе работает такая старательная сотрудница. Из принципа она зашла в штаб-квартиру КАЭ, забрала тысячи дозиметрических снимков, которыми никто не занимался, и начала их обрабатывать.

Они встретились с Даниэлем в кафе. Вечером он пригласил ее к себе, поскольку Делейн не появлялся больше двух недель. Они зашли за покупками к мяснику, поужинали вдвоем, их ждали три дня счастья и спокойствия. Июнь в Алжире – особенный месяц, с невероятно синим небом и чудесными вечерами, когда морской бриз изгоняет дневную жару. Война и ее беды казались забытыми – даже если иногда слышались выстрелы или стрекот автоматического пистолета, никто не обращал на это внимания. Ведь каждый считает себя бессмертным.

Назавтра они пообедали в маленьком ресторанчике на пляже, где подавали жареные сардины.

– Ты никогда не говоришь о своей работе. Чем ты занимаешься на алжирских железных дорогах?

– Да так, подвернулась интересная должность, но в конце месяца я увольняюсь.

– А дальше?

– Скажу Мари, что ухожу от нее.

– Я же говорила, что ничего у тебя не прошу. Мне все равно, что там с Мари! Я больше не строю планов. Пойдем купаться, – кажется, я обгорела.

За едой Даниэль вернулся к вопросу об их будущем:

– Я хочу жить с тобой. А чего хочешь ты?

– Не могу ответить так однозначно, сейчас на работе кошмар, куча неразрешимых проблем. По правде говоря, я немного потерялась, не торопи меня.

– Делай что хочешь, но и я буду делать что хочу. Я уйду от Мари.

Рано утром Даниэль проводил Арлену пешком до стоянки такси, поскольку она отказалась, чтобы он отвез ее в аэропорт; планировалось, что она вернется в конце месяца. На прощание он сказал, Наша жизнь переменится семнадцатого июля, ровно через месяц мы отпразднуем наши тридцать четыре года – так вот, обещаю, что в этот день мы будем вместе.

Вечером, вернувшись домой, Даниэль обнаружил Пьера Делейна – тот лежал на постели в гостевой комнате с автоматическим пистолетом под рукой, верхняя часть бедра была наспех перевязана. Пьер был бледен, зарос четырехдневной щетиной, выглядел плохо, но отказался вдаваться в подробности, Ничего страшного, мне уже лучше, три дня назад я здорово влип, а поскольку нам пришлось спешно убираться из дома, где мы укрывались,