Читать книгу - "Соловушка НКВД - Юрий Мишаткин"

Ночью с 14 на 15 марта приговоренных к высшей мере наказания по одному вывели из камер, спустили в подвал, чьи толстые стены, низкий сводчатый потолок заглушали любые звуки. Каждого встречал сотрудник для особых поручений, начальник комендатуры НКВД Василий Блохин, облаченный поверх коверкотовой формы в кожаный до пола фартук, перчатки с раструбами, которые легко отмывались от крови.

Первым доставили Бухарина, который успел написать жене:

Милая, дорогая моя Аннушка, ненаглядная моя! Что бы ни прочитала, ни услышала, что бы обо мне ни говорили — переживи все мужественно и спокойно. Тебя ждет огромное испытание, умоляю, прими все меры, натяни все струны души, но не дай им лопнуть. Ты самый близкий, самый дорогой мне человек, и прошу всем хорошим, что было между нами, сделай величайшее усилие, напряжение и помоги себе и домашним пережить страшный этап. Я в громадной тревоге за тебя, если бы тебе разрешили написать мне, передать несколько успокоительных слов — тяжесть свалилась бы с моей души. Распространяться о своих чувствах сейчас неуместно, но за этими строками увидишь, как безмерно, глубоко тебя люблю.

Бухарин не мог знать, что его послание на несколько десятилетий осядет в архиве — Сталин скажет, что большевики не почтальоны, чтобы осуществлять переписку мужа с женой. Николай Иванович не мог даже подумать, что только спустя полвека, пройдя лагеря, ссылку его вдова прочитает это письмо, как и обращенное к вождю, начинающееся фразой: «Коба, зачем тебе моя смерть?» Сталин не порвал пахнущее тюрьмой письмо, спрятал в папку, присоединив к гневному письму Ленина, смертельно обиженному грубостью соратника-грузина в отношении Н. Крупской.

Василий Белов приказал Бухарину повернуться лицом к стене.

Вытянул из кобуры маузер с самовзводом — оружие верой и правдой служило много лет, ни разу не подвело, не дало осечки.

Поднял револьвер на уровень плеча, мягко нажал спусковой крючок… Когда труп унесли, ввели Ягоду.

Генрих Григорьевич безропотно позволил завязать себе глаза и, не дожидаясь приказа, повернулся спиной к расстрельщику.

Не к месту и не ко времени вспомнил, как вместе с Ежовым наблюдал за свершением казней, получал от созерцаний ни с чем несравнимое удовольствие. Подумал: «Может, и Хозяин смотрит сейчас в «глазок», как лишают меня жизни?». И выкрикнул, сорвав голос: