Читать книгу - "Петр Великий как законодатель. Исследование законодательного процесса в России в эпоху реформ первой четверти XVIII века - Николай Воскресенский"

Не только указы о сборах [податей и налогов] печатались и рассылались по губерниям, провинциям и деревням. К таким, широко публикуемым законам принадлежали также указы о явках на смотры «шляхетства всякого звания и отставных офицеров», о мерах к поднятию народного хозяйства и другие. В одном из подобных актов, от 11 января 1722 года, сохранились сведения о способах, при помощи которых доведен был до сведения населения указ о сборе дворян на смотр в Москву накануне похода Петра в Персию. Изданный[, повторим,] 11 января 1722 года, указ на следующий [же] день, 12 января, в седьмом часу пополуночи, был опубликован «печатными указами» в Москве – в Кремле, в Китай– и Белом городе, по всем городским воротам, у канцелярий и приказов, у рядов и по всем большим улицам, на перекрестках и в прочих местах. 13 января, в том же седьмом часу утром, были отправлены с напечатанными указами курьеры в губернии и провинции: «А указов, как для публики, так и в губернии, и в провинции, и в колегии, и в Синод, послано 2566»^[927]. Указ Сената от 10 декабря 1715 года об увеличении посевов пеньки, льна и конопли в России был специально распубликован во всех девяти губерниях. На подлинном сенатском приговоре содержится секретарская пометка о рассылке 19 декабря печатных листов указа «по нижеписанному числу»: в Московскую – 39, в С[анкт] – Петербургскую – 29, в Сибирскую – 30, в Казанскую – 40, в Нижегородскую – 10, в Киевскую – 55, в Рижскую – 19, в Азовскую – 55, в Архангелогородскую – 20; всего – 287 листов^[928].

В таком широком публиковании указов была большая необходимость, так как условия для злоупотреблений на почве недостаточной осведомленности населения в то трудное и обильное всякими указами время были весьма благоприятными. Приводимый ниже факт, как кажется, дает повод признать, что и сам Сенат иногда не склонен был содействовать широкой публикации указа, которому мог не вполне сочувствовать.

Архивные источники вскрывают в следующих чертах обстоятельства, связанные с опубликованием указа Петра о запрещении брать неволей с фабрик и заводов «работных» людей помещиками, их владельцами. К середине 1722 года по вопросу о возвращении крепостных крестьян и деловых людей, состоящих на фабриках и заводах учениками и мастерами, а также и рабочими, существовали два, по существу противоположных указа. Один – «Указ о беглых» от 1 февраля 1721 года^[929], требовавший возвращения владельцам беглых вообще и не содержавший исключения для крепостных и деловых людей, работавших на промышленных предприятиях. Другой – указ Петра из Сената от 15 марта 1722 года, состоявшийся вследствие запроса генерала Чернышева о внесении в составляемые им подушные списки работных людей на заводах и фабриках, «чьи они люди и крестьяня», содержавший запрещение возвращать таких людей их владельцам: «А тех работных людей с тех заводов не ссылать неволею, дабы тех заводов не опустошить и тем промыслов оных не остановить»^[930].

В отношении первого указа Сенат использовал все способы публикования закона. Закон «О беглых» был объявлен во всех селах и деревнях, всякого чина людям, был выставлен в церквах, во всех «знатных местах», по торжкам и ярмаркам. Духовенство должно было читать его народу по воскресеньям и праздничным дням. Печатные листы указа были разосланы во все губернии и провинции губернаторам и воеводам. Второй же указ был адресован только генералитету и штаб-офицерам, производившим подушную перепись, – как дополнительная инструкция при проведении ими переписи – и широко «в народ» опубликован не был.

Вследствие этого первый закон имел на практике все основания быть единственной нормой при разрешении вопроса о возвращении с фабрик и заводов рабочих и учеников из крепостных господских людей их владельцам. Второй же указ, кроме тех, кому он был дан, т. е. [кроме] генерала Чернышева и его офицеров, остался в резерве для запутывания дел и вымогательств «ябедникам», стремившимся, по выражению Петра, «всякие мины чинить под фортецию правды».

Следствия этого упущения, а может быть, и намеренного неопубликования Сенатом второго закона скоро сказались. Барометром, быстро и чутко отразившим давление со стороны крепостников, явился фабрикант Иван Тамес, подавший, как уже было указано в первой главе, в июне того же, 1722 года свое любопытное челобитье Петру во время его Персидского похода^[931]. Царь по поводу жалобы Тамеса запросил Сенат. Только после данного запроса генерал-прокурор, это око государево, заметил, усмотрел извращение на местах воли законодателя, определил причину этого явления и восполнил недочеты публикования указа: «Однако ж по тому указу, дабы с фабрик учеников и работников не отдавали, – пишет генерал-прокурор Ягужинский в Астрахань, – во все губернии и провинции к губернатором и воеводам и к переписчикам указы посланы»^[932]. При других условиях Сенат сделал бы это раньше.

Законы, издаваемые, по выражению законодателя, «в постановление вечное» и имеющие генеральное значение, обязательно должны были быть напечатаны. Закон от 20 марта 1714 года, устанавливавший судебные и административные инстанции, указ о разделении движимых и недвижимых имений, Табель о рангах, Генеральный регламент, Воинский устав, Морской устав, Регламент Адмиралтейской коллегии и другие были изданы и тогда же напечатаны. Напечатание издаваемого закона ставило своей целью довести закон до сведения всего населения или, по крайней мере, тех людей, которых он непосредственно касался. Петр стремился, чтобы знание закона было всеобщим, и поэтому ввел особую норму, гласившую, что никто не должен отговариваться незнанием закона. Для ознакомления должностных лиц Петр обязал начальников проводить специальные чтения закона своим подчиненным, а инструкции, касающиеся отдельных должностей, вручать соответствующим должностным лицам.

В Кабинете Петра сохранилась его заметка о введении по этому поводу в Морской устав особой нормы: «Приказать читать всем людем, обретающимся на корабле, как здесь повелевает, а которых должность не до многих, но до одной персоны касается, яко плотнику, кюперу^[933] и протчим, таким те должности повинен написать и, закрепя своею рукою, дать каждому»^[934]. В конце жизни Петр издал специальный указ генерал-прокурору о том, чтобы все законы, регламенты и уставы хранились и соблюдались так же, как и Воинский устав, и чтобы начальники осведомляли о них своих подчиненных, государственных служащих. «Прибавить в прокурорскую Должность, – писал Петр 20 января 1724 года Сенату собственноручно, – чтоб регламенты хранились так крепко во всем, как Воинской регламент, и смотреть того накрепко за всеми члены и подчиненными. И чтоб, выбрав из регламентов, читать так, как солдатам и матрозам читают»^[935].