Читать книгу - "Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам - Эдуард Филатьев"

Поэт Николай Асеев считал (неоднократно говорил и писал об этом), что абсолютным авторитетом для Маяковского была Лили Брик.

Бенгт Янгфельдт тоже особо отметил, какая…

«… глубокая дружба связывала этих людей».

Рита Райт:

«Лиля Брик была для меня не "просто смертной" – она казалась человеком с другой планеты – ни на кого не похожей…

Нет в ней ни лукавства, ни притворства, всегда – сама собой, "вот такая, как на карточке в столе"…»

Зато Элли Джонс утверждала, что Маяковский называл Лили Юрьевну «злым гением» своей жизни. А Хелен-Патриция, дочь Маяковского и Элли Джонс, однажды (много-много лет спустя) и вовсе призналась, будто мать не раз ей говорила, что боится Лили Брик:

«… страх перед этой женщиной на долгие годы сохранила вся наша семья».

Художник Амшей Маркович Нюренберг оставил о Лили Юрьевне такие воспоминания:

«Это была женщина самоуверенная и эгоистичная. Маяковский, что меня удивляло, охотно ей подчинялся, особенно её воле, её вкусу и мере вещей. <…> … она делала замечания часто по существу. Я был свидетелем, когда она делала ему замечания, и он соглашался».

Павел Ильич Лавут до конца дней своих боялся хоть как-то или чем-то вызвать неудовольствие (не говоря уже о гневе) Лили Юрьевны. И при этом говорил, что у Бриков-де «длинные руки».

Впрочем, и Рита Райт испытывала к Лили Брик похожее чувство. Вспомним ещё раз, что писала она об атмосфере, царившей на даче в Пушкино, когда там находилась Лили Юрьевна:

«При ней в выходные дни… приезжали только самые близкие друзья – человек семь-восемь, редко больше. Без неё стали наезжать не только друзья, но и просто знакомые, привозившие своих знакомых».

Елена Семёнова о Лили Брик:

«Она зла и жестока, она беззастенчиво пользуется мягкостью и рыцарским отношением к ней Маяковского».

В книге Василия Васильевича Катаняна приводится и рассказ Татьяны Яковлевой о Маяковском и Лиле Брик:

«Он мне писал в письмах: “Лиличка вчера на меня накричала, сказала – слушай, если ты её так ужасно любишь, то бросай всё и поезжай, потому что мне надоело твоё нытьё” – что-то в этом духе. Он мне всё время говорил про Лилю. Между ним и мною Лиля была открытым вопросом. Он никогда ничего не скрывал от неё, хотя у них ничего общего не было в последнее время. У них всё было кончено, но он обожал её, как друга. Про меня она узнала из стихов. И он ей сказал, что хочет строить жизнь со мною. Она сказала: “Ты в первый раз меня предал”. Это была правда, он впервые её предал. Она была права, он никому не писал стихов. Я была первая, кому он, кроме неё, посвятил стихи».

Лили Брик всю свою жизнь не уставала повторять:

«Единственным советчиком Маяковского, которому он доверял больше, чем себе, был Осип Максимович Брик».

Александр Михайлов прокомментировал эти слова так:

«Утверждение Л.Ю.Брик категорично. И всё-таки, так ли это было и, если так, то хороши ли были советы Брика Маяковскому, шли ли они на пользу поэту?».

На этот прямой вопрос есть такой же прямой ответ – его дал Анатолий Луначарский, однажды сказавший:

«Когда Маяковский под зловредным влиянием своего демона Брика заявляет, что искусство кончено и идёт на производство вещей, он действительно наносит искусству предательский удар в спину».

Да, Осип Максимович Брик постоянно повторял, что лучшее из написанного Маяковским – это фраза «Нигде кроме как в Моссельпроме», рекламировавшая именно «производство вещей». Осип Брик утверждал, что поэмы Маяковского «устарели». Но удивительно, что никто не задал вопрос: а почему Брик считал именно так?

Ведь слова «искусство кончено» относились к стране Советов. А произносил их человек, исключённый из партии, изгнанный из ГПУ и ставший оппозиционером. Он вполне мог считать, что в сложившейся в стране обстановке (когда закручены чуть ли не все гайки и притом почти до предела) не имеет смысла сочинять стихи и поэмы, прославляющие большевиков-сталинистов и их режим, а надо создавать рекламу, рекламирующую «производство вещей». Вещей, которые необходимы всем и всегда, и которые нужны людям постоянно. Маяковскому бы прислушаться к этому. Но он поступал по-своему – сочинял рекламу и стихи, прославлявшие страну Советов.

А когда Леф распался, то, по словам Елизаветы Лавинской…

«… Брик продолжал пользоваться именем Маяковского, разговаривая с художниками, молодёжью, студентами, он говорил "мы лефы", за этим подразумевалось "мы с Маяковским" – кто бы пошёл за одним Бриком?»

Впрочем, при этом, по утверждению той же Лавинской, Осип Брик часто укоризненно ворчал:

«Володю не поймёшь. Перед каждым выступлением его накачиваешь, …а когда он выступает, …пошла сплошная отсебятина».

Елизавета Лавинская приводит и такие слова Лили Брик:

«Разве можно сравнивать Володю с Осей? Осин ум оценит будущее поколение. Ося, правда, ленив, он барин, но он бросает идеи, которые подбирают другие. Усидчивая кропотливая работа – не Осин стиль, ему становится скучно. По-существу, Осе нужна стенографистка, которая записывала бы все его слова».

Эти высказывания постоянно приводят в своих трудах биографы Маяковского. Выводы, впрочем, делаются разные. К примеру, Бенгт Янгфельдт сказал про поэта:

«Вопреки всему, больше всех он любил Лили, а Осип был его лучшим другом и советчиком».

У Александра Михайлова точка зрения иная:

«Брики создавали легенду вокруг Маяковского, в которой поэт выглядел послушным учеником Осипа Максимовича, а тот – духовным наставником, руководителем неотёсанного и необузданного, не знающего что с собой делать, но талантливого неуча».

Как видим, у биографов единодушия нет. Мнения современников Маяковского, его ближайших друзей просто потонули в том словесном потоке, что взметнул поэта в заоблачные выси. Любому высказыванию тех, кто знал Маяковского не понаслышке, тут же противопоставлялись другие высказывания, принадлежавшие тем, кто был знаком с поэтом ещё ближе.