Читать книгу - "Генеральская правда. 1941-1945 - Юрий Рубцов"

Тот же Булганин в разгар Московской битвы обратился к В.П. Пронину, в свое время сменившему его на посту председателя Моссовета, с предложением подключить к решению одной фронтовой проблемы... столичный трест по передвижке зданий. Имевшийся в тресте опыт потребовался для вызволения из болот застрявших танков и другой тяжелой техники. Москвичи пришли воинам на помощь, в результате в обороне столицы приняла участие почти тысяча «незапланированных» боевых машин.

Но другой стороной медали был полный непрофессионализм Булганина и таких, как он, карьерных совпартработников. Генерал-полковник В.М. Шатилов вспоминал, что в бытность его на Прибалтийском фронте член военного совета фронта не мог самостоятельно нанести на рабочую карту данные об оборонительных сооружениях противника, выявленных разведкой^[304]. А ведь по существовавшему положению Николай Александрович должен был участвовать в разработке важнейших документов, связанных с планированием, организацией и обеспечением боевых действий, без его подписи не вступал в силу ни один приказ командующего, не могло считаться действительным донесение в Ставку ВГК. Так неужели нельзя было подобрать на такой пост более квалифицированного генерала?

Наверняка можно, но у Сталина были свои резоны. Дело в том, что главная, хотя и неписанная функция членов военных советов состояла в надзоре за командующими и другими высшими должностными лицами фронтов и доклады об их политическом облике. По существу, была воспроизведена ситуация периода Гражданской войны, но тогда комиссары ставились над командирами, бывшими в большинстве случаев военспецами, то есть классово чуждыми. Теперь же контролеры приставлялись к командным кадрам, воспитанным в родной Красной Армии. Такое недоверие к командующим и командирам не только было оскорбительным, но на практике способствовало утверждению вредного дуализма в руководстве войсками и подрыву тем самым основополагающего для любой армии принципа единоначалия.

С точки зрения политической верхушки страны ни должностное положение командующего-единоначальника, ни заслуги, какими бы большими они ни были, ни членство в ВКП(б) не могли освободить его от надзора со стороны руководства партии. Усердие членов военных советов в исполнении этой функции, реализуемой главным образом путем личных докладов на имя Сталина, весьма поощрялось. Булганин, судя по всему, тоже неплохо справлялся с этим делом, ибо его положение ни разу за всю войну не пошатнулось.

В октябре 1941 г. командующим войсками Западного фронта стал Г.К. Жуков. Выдающийся полководец позднее так оценивал своего члена военного совета: «Булганин очень плохо знал военное дело и, конечно, ничего не смыслил в оперативно-стратегических вопросах. Но, будучи человеком интуитивно развитым, хитрым, он сумел подойти к Сталину и втесаться к нему в доверие»^[305].

Характерно, что Верховный Главнокомандующий никогда не ставил вопрос о равной ответственности командующего и члена военного совета. Так было при оценке действий первого командующего Западным фронтом генерала армии Д.Г. Павлова, пошедшего вместе с начальником штаба и другими военачальниками под расстрел, в то время, как член военного совета корпусной комиссар А.Ф. Фоминых был выведен из-под удара. Так оказалось и в октябре 1941 г., когда большая часть войск Западного фронта оказалась в окружении в районе Вязьмы. Командующий генерал-полковник И.С. Конев был отстранен от должности, и ему грозила судьба Павлова. Ивану Степановичу удалось избежать расправы лишь благодаря заступничеству Г.К. Жукова, который стал командующим фронтом. А что же член военного совета Булганин? Он остался на своем месте.

Ситуация вновь повторилась на том же Западном фронте зимой 1943 г. К этому времени войсками фронта вновь командовал Конев. У него состоялся острый разговор со Сталиным, потребовавшим развивать наступление, не отставая от действовавшего по соседству Воронежского фронта. Когда Иван Степанович заявил, что для этого нет необходимых сил и средств, поскольку перед фронтом сосредоточены отборные немецкие (а не их союзников, как против Воронежского фронта) войска, в ответ он услышал: «Ну, конечно, вы не можете.

Перед вами, конечно, особый противник». А через 24 часа пришла директива Ставки о снятии Конева с должности, «как не справившегося с обязанностями командующего».

«У меня, — пишет маршал Конев, — сложилось впечатление, что мое снятие с фронта не было прямым следствием разговора со Сталиным. Этот разговор и мое несогласие были, что называется, последней каплей. Очевидно, решение Сталина было результатом необъективных донесений и устных докладов со стороны Булганина, с которым у меня к тому времени сложились довольно трудные отношения. Сначала, когда я вступил в командование фронтом, он действовал в рамках обязанностей члена военного совета, но последнее время пытался вмешиваться в непосредственное руководство операциями, недостаточно разбираясь для этого в военном деле. Я некоторое время терпел, проходил мимо попыток действовать подобным образом, но в конце концов у нас с ним произошел крупный разговор, видимо, не оставшийся для меня без последствий»^[306].

Догадка Ивана Степановича о причастности Булганина к его освобождению от должности получила подтверждение довольно скоро. В том же 1943 г. Сталин провел совещание с членами военных советов фронтов, где специально рассматривались вопросы, связанные с их взаимоотношениями с командованием фронтами. Верховный признал ошибочность снятия Конева с должности, а этот случай привел как пример неправильного отношения члена военного совета к командующему.

На посту члена военного совета Западного фронта (уже при командующем генерале армии В.Д. Соколовском) Булганин находился до декабря 1943 г. Спустя несколько месяцев после его убытия на 2-й Прибалтийский фронт в штаб Западного фронта по указанию Сталина прибыла комиссия Ставки ВГК во главе с членом ГКО Г.М. Маленковым. Она выясняла причины неудач в наступательных операциях конца 1943 г. — начала 1944 г. В течение полугода было предпринято 11 операций, но сколько-нибудь значительных результатов добиться не удалось.

По заключению комиссии Маленкова, такое положение стало результатом неудовлетворительного руководства со стороны командующего фронтом Соколовского и членов военного совета Булганина (бывшего) и Мехлиса (находившегося в должности в момент проверки). В итоге генерал Соколовский лишился должности командующего фронтом. Булганин по приказу Ставки ВГК от 12 апреля 1944 г. получил выговор за то, что он, «будучи длительное время членом военного совета Западного фронта, не докладывал Ставке о наличии крупных недостатков на фронте»^[307].

К этому времени Николай Александрович уже четыре месяца трудился на 2-м Прибалтийском фронте. В том же апреле 1944 г. Сталин решил разобраться и с командованием этого фронта. Как отмечалось в постановлении ГКО, ни одна из операций, проведенных с октября 1943 г. по апрель 1944 г., когда фронтом командовал генерал армии М.М. Попов, существенных результатов не дала, и фронт своих задач не выполнил, несмотря на превосходство в силах над противником и затрату большого количества боеприпасов. «Операция по преследованию противника, отходившего со Старо-Русского направления, в результате успешного наступления войск соседнего Ленинградского фронта, также была проведена неудовлетворительно, — подчеркивалось в постановлении ГКО. — Отход противника своевременно обнаружен не был, соприкосновение с ним было утеряно, преследование велось вяло и медленно, что дало противнику возможность отходить планомерно, вывести свою технику, живую силу и закрепиться на заранее подготовленном рубеже. Такое положение на 2-м Прибалтийском фронте явилось результатом неудовлетворительного руководства фронтом со стороны командующего фронтом генерала армии Попова и члена военного совета фронта генерал-лейтенанта Булганина».