Читать книгу - "Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан"

Эта экспедиция британского флота в Чезапикскую бухту, вместе с походом вверх по Потомаку английских парусных фрегатов в 1814 г., указывает на другую слабую линию в цепи американских колоний. Но она не была, подобно линии Гудзона и Шамплэн, такой линией, оба конца которой оставались во власти неприятеля, в Канаде с одной стороны и на море – с другой.

Что касается морской войны вообще, то нет нужды распространяться о том факте, что колонисты не могли держаться против флотов Великобритании и были вследствие этого вынуждены оставить море за ними, прибегнув только, главным образом при посредстве каперов, к крейсерской войне, в которой их способность к мореходству и предприимчивость помогли им нанести большой ущерб английской торговле. К концу 1778 г., по оценке одного английского морского историка, американские каперы захватили почти тысячу торговых судов, стоимостью около 2 000 000 фунтов стерлингов; он настаивает, однако, на том, что потери американцев были тяжелее. Так оно и должно было быть, ибо английские крейсера были и лучше поддерживаемы и сильнее по вооружению, а развитие американской торговли служило предметом удивления для государственных деятелей метрополии; когда разразилась война, эта торговля была так же велика, как торговля самой Англии в начале столетия.

Интересные указания на численность мореходного населения Северной Америки в то время находим в парламентском докладе первого лорда адмиралтейства, который говорил, что «отпадение Америки стоило флоту восемнадцати тысяч матросов, участвовавших в последней войне»^[118], не малая потеря для морской державы, особенно, поскольку эти матросы перешли в ряды неприятеля.

Ход войны на море повел, как всегда, к жалобам нейтралов на англичан, захватывавших их корабли, участвовавшие в американской торговле. Такие обиды, однако, не были необходимы, чтобы возбудить вражду и надежды Франции при тогдашнем затруднительном положении британского правительства. Час мести и сведения счетов, на который рассчитывала политика Шуазеля, казалось, настал. Уже в самом начале восстания в Париже обсуждался вопрос о том, какое положение следует занять и какие выгоды можно извлечь из возмущения колоний. Было решено, что последние должны получить всевозможную поддержку, за исключением открытого разрыва с Англией; и с этой целью французу, по имени Бомарше, были даны деньги для учреждения торгового дома, который должен был снабжать колонистов военными материалами. Франция дала миллион франков, к которым Испания прибавила такую же сумму, и Бомарше получил позволение покупать предметы вооружения из правительственных арсеналов. Между тем во Францию прибыли агенты Соединенных Штатов; французские офицеры переходили на службу Штатов, чему их правительство почти не препятствовало. Дом Бомарше был открыт в 1776 г.; в декабре этого же года Веньямин Франклин высадился во Франции, и в мае 1777 г. Лафайетт прибыл в Америку. Между тем приготовления к войне, особенно к морской войне, деятельно развивались, флот постоянно увеличивался, и создавалось все необходимое для угрозы вторжения со стороны Канала, тогда как действительный театр войны должен был быть в колониях. Там Франция была в положении человека, которому нечего терять. Уже лишенная Канады, она имела все причины думать, что, возобновляя войну при нейтралитете Европы и имея американцев друзьями, а не недругами, она не потеряет островов. Сознавая, что американцы, которые менее чем за двадцать лет до того настаивали на завоевании Канады, не согласятся возвратить ей последнюю, Франция заявила, что не питает никаких надежд на это, но настаивала, чтобы в наступающей войне она сохранила за собой все английские владения в Вест-Индий, какие только будет в состоянии захватить. Положение Испании было иным. Ненавидя Англию, нуждаясь в возвращении Гибралтара, Менорки и Ямайки, – не просто жемчужин в ее короне, а краеугольных камней ее морского могущества, – она в то же время видела, что успешное возмущение английских колонистов против дотоле непревзойденной морской силы метрополии было бы опасным примером для ее собственной огромной колониальной империи, из которой она ежегодно извлекала такие большие суммы. Если бы Англия с ее флотом потерпела неудачу, то что приобрела бы Испания? Во Введении было указано, что доходы испанского правительства извлекались не из легких налогов на богатую морскую силу, построенную на промышленности и торговле королевства, а из узкого потока золота и серебра, поддерживавшегося немногими кораблями, которые нагружались плодами грабежа колоний, управлявшихся самым близоруким образом. Испания могла многое потерять, но и многое приобрести. Правда, и теперь, как в 1760 г., она была державой, с которой Англия могла воевать к наибольшей для себя выгоде. Несмотря на это, нанесенные ей обиды и династические симпатии взяли верх. Испания вступила на путь тайной вражды, уже ранее избранный Францией.

При таком скоплении взрывчатого материала вести о сдаче Бургойна подействовали как искра. Опыт прежних войн познакомил Францию со свойствами американцев как недругов, и она ожидала найти в них ценных помощников для осуществления своих планов мести; теперь ей казалось, что даже одни они смогут сами заботиться о себе, отказавшись от всяких союзов. Вести дошли до Европы 2 декабря 1777 г., а 16-го французский министр иностранных дел известил представителей конгресса, что король готов признать независимость Соединенных Штатов и заключить с ними торговый договор и соответствующий оборонительный союз. Быстрота, с какой шло дело, показывает, что Франция уже приняла решение, и договор, столь важный по его неизбежным последствиям, был подписан 6 февраля 1778 г.

Нет необходимости подробно приводить условия договора; но важно заметить, во-первых, что официальное отречение Франции от Канады и Новой Шотландии предзнаменовало политическую теорию, известную как доктрина Монро, притязания которой едва ли могут быть осуществлены без надлежащей морской силы; и во-вторых, что союз с Францией, а затем с Испанией дал американцам то, в чем они больше всего нуждались, – морскую силу, уравновешивавшую такую же силу Англии. Будет ли слишком много для гордости американцев допустить, что если бы Франция отказалась оспаривать обладание морем у Англии, то последняя была в состоянии покорить Атлантическое побережье? Не будем же отбрасывать лестницу, по которой взобрались, и отказываться от понимания того, что наши отцы чувствовали в час испытания.

Прежде чем продолжать историю этой морской войны, надлежит изложить положение, существовавшее в то время в различных частях света.

Три особенности, служащие причиной резкого отличия его от того, каким оно было в 1756 г., следующие: 1) враждебное отношение Америки к Англии; 2) раннее появление на театре военных действий Испании в качестве союзницы Франции и 3) нейтралитет других континентальных государств, который избавил Францию от забот о своих сухопутных границах.

На Северо-Американском континенте американцы удерживали Бостон уже в течение двух лет. Наррагансеттская бухта и Род-Айленд были заняты англичанами, которые удерживали также Нью-Йорк и Филадельфию. Чезапикская бухта и вход в нее, не имевшие сильных укреплений, были во власти всякого флота, который мог появиться там. На юге со времени неудачного нападения на Чарлстон в 1776 г. англичанами не было предпринято ни одного важного маневра; до объявления войны Францией главные военные события происходили к северу от Чезапика (Балтиморы). С другой стороны, в Канаде американцы терпели неудачу, и она оставалась до конца прочной базой английского могущества.