Читать книгу - "Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника - Валерий Солдатенко"

Особое же недовольство «задним числом» вызвало то, что вокруг наркома образования собирались галичане-националисты, так сказать, по природе. В значительной мере его хлопотами звание академика и должность директора Географического института получил галичанин – талантливый и плодовитый исследователь, известный в мире ученый, основоположник украинской школы исторической географии, этнограф, народовед Степан Львович Рудницкий. Да к тому же профессор перед приездом в Советскую Украину десяток лет провел в заокеанских научных центрах, что, по мнению воспитанных в атмосфере подозрения ко всему иностранному советских руководителей, не могло пройти для ученого бесследно.

Институт истории в ВУАМЛИН возглавлял тоже галичанин, академик Матвей Иванович Яворский, историческая концепция которого на протяжении нескольких лет была объектом неистовых нападок агрессивной «молодой поросли». Там же работал и Михаил Сергеевич Грушевский, исторические взгляды которого советская историография связывала прежде всего с «галицкими влияниями», которые профессор получил за долгие годы пребывания во главе кафедры всемирной истории Львовского университета.

В институте философии руководителями были выдвинуты галичане Владимир Юринец и Петр Демчик, на разносную критику которых нарком, похоже, не очень обращал внимания.

А в редакции УСЭ нашел пристанище галичанин Юлиан Александрович Бачинский, чья «Ukraina irredenta» с 1895 г. была одним из программных документов национально-освободительного движения, воплощением самых радикальных лозунгов соборного самостоятельного украинского государства. На одну из руководящих должностей в «Книгоспилке» был выдвинут галичанин Иван Николаевич Лизанивский.

Всем известно было привлечение в комиссию по украинскому правописанию, которую возглавил Н. А. Скрыпник, и приглашение на всеукраинскую «правописную конференцию» (т. е. конференцию по вопросам правописания. – В. С.) галичан Василия Ивановича Симовича, Иллариона Семеновича Свенцицкого и др.

Раздражала самолюбие партийно-советского руководства и постоянная симпатия, даже проявлявшаяся со стороны наркома опека театра «Березиль» во главе с подлинным талантом-самородком, художником-новатором Лесем Курбасом (Скрыпник «дошел до того», что предлагал принять этого «подозрительного» галичанина в ряды КП(б)У). И состав труппы, молниеносно завоевавшей огромную популярность, был также преимущественно галицким: Амвросий Бучма, Иосиф Гирняк, Мариан Крушельницкий, Фауст Лопатинский…

Этот перечень галичан, которые выдвигались, поддерживались наркомом УССР и в государственном аппарате, и во всех подчиненных ему ведомствах и учреждениях, можно было бы продолжать. Замыслы же наркома простирались и значительно дальше. Он, в частности, планировал в условиях кадрового голода пригласить из Западной Украины в Надднепрянщину 1,5 тыс. учителей.

И все это в свое время считалось нормальным, не вызывало удивления. До поры до времени никто, кажется, не обращал внимания, что ближайшим советником человека, с которым ежедневно общался, которому давал самые деликатные и интимные (конечно, в кадровом отношении) поручения Николай Алексеевич, был тоже выходец из Западной Украины, и вдобавок еще и бывший помощник – одно время личный секретарь В. К. Винниченко – Александр Иванович Бадан. Такой ученый секретарь Наркомата просвещения и ближайший сотрудник члена Политбюро ЦК КП(б)У, советского наркома – с изменением обстоятельств станет уже «бедой всей Украины» и просто «бесценным подарком» ее врагам.

Ведь тот же А. И. Бадан готовил к печати книги скрыпниковского пятитомника как секретарь комиссии Украинского института марксизма-ленинизма в деле издания произведений Николая Скрыпника (в комиссию входили С. П. Викул (председатель), А. И. Бадан (секретарь), А. А. Речицкий, М. И. Яворский, В. А. Юринец, Ю. П. Мазуренко, Г. Рохкин). То есть опять руками в значительной мере тех же галичан изготавливался почти самый мощный «идейный взрывной заряд» против интернационализма, Советского строя, Коммунистической партии.

Что касается галичан в целом, то действовал еще один, независимый от Н. А. Скрыпника, чрезвычайно важный фактор. В оккупированной Польшей Западной Украине жестко осуществлялась политика полонизации, безжалостного уничтожения всего украинского: науки, культуры, образования. В душной атмосфере шовинистического чванства и террора украинским интеллектуалам, специалистам было просто невыносимо. И часть из них неудержимо стремились на Большую Украину, руководствуясь генетическими позывами и мечтами о недалекой грядущей соборной Украине, приблизить которую могла сознательная напряженная работа над ее всесторонним, в том числе культурным, интеллектуальным развитием.

Не воспользоваться такой ситуацией (ее никак не назовешь простой) для одного из руководителей УССР было бы недопустимой ошибкой. В интересах обеих ветвей народа, в интересах сохранения и приумножения украинского начала, в интересах украинизации рационально-патриотично было открыть дверь патриотам-украинцам («западникам», галичанам) с целью дальнейшего совершенствования нации, всемерного приумножения ее потенциала и достижений, во имя ее соборного будущего.

Очевидно, сам Николай Алексеевич был просто бессилен отрицать обвинения в его особых симпатиях к галичанам. Он любил всю Украину и одинаково любил всех украинцев – и приднепровских, и галицких, и буковинских, и закарпатских, и придунайских, и курских, и воронежских, и донских, и кубанских, и брестских… И вовсе не от его субъективной позиции зависело состояние кадрового обеспечения многих участков – национально-государственного, научного, культурного, художественного, духовной жизни в УССР.

С таким же успехом его можно было обвинять, что ключевыми фигурами в Академии наук были С. А. Ефремов, М. С. Грушевский, А. Е. Крымский, Д. И. Багалей, Д. И. Яворницкий… Как можно было убедить тех, кто не хотел слышать никаких возражений о том, что он – Н. А. Скрыпник – никогда не прибегал к мелкому политиканству, что по человеческой природе был революционером-максималистом? Получая партийное поручение, он всегда относился к нему со всей ответственностью, как к важнейшему делу. И хотел двигать это дело как можно масштабнее и оптимальнее, прежде всего – синхронно тем процессам строительства новой жизни, весомые результаты которых надеялся видеть уже на своем веку.

Скрыпник свято верил в необходимость культурной революции и украинизации, считал их определяющими звеньями всего дальнейшего общественного развития. Однако ни для кого не было секретом: для реализации грандиозных замыслов элементарно не хватало интеллектуальных сил, которые взращиваются, лелеются десятилетиями и даже веками. А первопроходцы и созидатели нового строя, кроме социального оптимизма, в основном мало чем были вооружены, в своей массе были просто малообразованными. И это та сфера, где красногвардейской атакой можно больше навредить, чем достичь.

Вот и приходилось считать привлечение каждой национальнокультурной личности к процессам создания нового строя в Украине реальной победой. И при всей «ежистости» своего характера нарком образования – еще недавний политический оппонент и противник УНР – искренне радовался, когда на службу народа УССР становились вчерашние вдохновители и организаторы, руководители Украинской революции, такие как М. С. Грушевский, С. А. Ефремов, П. А. Христюк, М. И. Шраг, бывшие боротьбисты, укаписты, представители других партий, не вышедшие победителями в событиях 1917–1920 гг.