Читать книгу - "Движение вверх - Сергей Белов"

Наконец, в-третьих, и это, к сожалению, самое главное, — в повседневном спортивном обиходе культура заботы о своем организме, профилактики травм была крайне низка. Хотя врачи по должности входили в состав команд мастеров и, разумеется, сборных, их роль в коллективе, авторитет были, за редкими исключениями, невелики. Спортивный врач в советском варианте — это не тот, кто, наряду с тренером, ставит задачу на тренировку и игру, ведет досье на каждого вверенного ему спортсмена, тщательно контролируя его физическое состояние. Это человек, применяющий свои специальные навыки уже по факту произошедших травм или перетренированности, а в ординарной ситуации — бегающий куда-то за водой или, в особых случаях, за водкой.

К сожалению, культура внимательного отношения к организму спортсмена при постоянном квалифицированном медицинском сопровождении в должной мере отсутствует и сейчас. А тогда, в 1973-м, передо мной также замаячила перспектива оказаться в чутких руках Зои Сергеевны. Мне настоятельно рекомендовали делать операцию на связках.

Для меня это было категорически неприемлемо — мало того, что я насмотрелся на поломанные Мироновой спортивные судьбы (одного примера Вовки Андреева мне было вполне достаточно), я интуитивно чувствовал, что лезть в суставы не надо, что далеко не все возможности консервативного лечения коленей были мной не то что использованы, а даже обнаружены. Картизон, гидрокартизон — вот все, чем потчевали меня отечественные медики. Эти препараты прочно вошли в мою жизнь, но положение дел не улучшали.

Черная полоса

Тем временем боли становились все ощутимее. 1974 год стал для меня настоящим испытанием. Боль — ноющая, порой плохо переносимая, напоминающая зубную, — преследовала меня повсюду и постоянно. Подготовка к играм в составе ЦСКА и в особенности в сборной — к чемпионату мира в Сан-Хуане была исключительно мучительной. Но даже это было не самым худшим. Я как-нибудь вытерпел бы, стиснув зубы и намотав кишки на кулак, эту боль, если бы мог, преодолевая ее, играть как прежде. Но неготовые, постоянно больные колени нанесли самый страшный для меня удар — по моему стилю игры. Я объективно был не тот, что всегда, играл совсем иначе. И это было для меня неприемлемо.

Я был душевно и физически измотан. Годы не прекращающихся тренировок и выступлений взяли свое. Отсутствие адекватной релаксации, нормального восстановления после нагрузок усугубило ситуацию, и она проявила себя, как только самомобилизация чуть-чуть ослабла после покоренной главной вершины.

За пределами баскетбольной площадки дела и вовсе шли насмарку. В 74-м мы рано начали подготовку к чемпионату мира, и, пока я был на сборах, обокрали мою московскую квартиру. Однако это было полной ерундой по сравнению с другим — в том же году окончательно развалилась моя семья. К сожалению, мы с Натальей не смогли избежать удела многих спортивных браков, отягощенных постоянным отсутствием дома одного из супругов.

Вероятно, доля ответственности лежала и на мне, но в целом я не считал себя виноватым в том, что избрал единственно приемлемый для меня образ жизни. Только он давал мне возможность реализовать свою мечту — покорить олимпийскую вершину. Кроме того, я брал на себя ответственность за содержание семьи, нашей маленькой дочери, и обеспечивал семью, прямо скажем, неплохо. Время показало мою правоту, я добился своего в спорте, но цена оказалась слишком высокой.

Проблемы в общении у нас с женой возникали и раньше, но в 74-м мое пребывание дома стало настоящим адом. Стало абсолютно ясно, что ничего не вернуть, что наше семейное счастье безвозвратно утрачено. Однако от окончательного разрыва меня удерживала ответственность за маленького человека, которого мы произвели на свет.

И возненавидел я жизнь...

Что я пережил в это время — врагу не пожелаешь. Депрессия всерьез прошлась по моей психике — я практически потерял сон. Каждую ночь я просыпался около 3 часов и уже не мог заснуть. Выходил на балкон и сидел, глядя на ночной город, часами. В голове при этом проносились вихри мрачнейших мыслей. Никакого будущего — ни в спорте, ни в частной жизни я для себя больше не видел. То, что я морально был готов закончить карьеру игрока, было еще не самым плохим. Не хочу сгущать краски, но неоднократно во время этих ночных бдений у меня появлялась и мысль пострашнее: «А не прыгнуть ли мне на ... р с этого балкончика?.. »

Конечно, эти — самые радикальные — мысли я отвергал, интуитивно понимая, что это явно бесовские подсказки. Но по поводу моего профессионального будущего у меня сформировался общий устойчивый настрой — завязка. У меня пропала вера в свои силы, пропала мотивация двигаться вперед.

Наилучшим образом мое душевное состояние того периода передавали горькие слова пророка из библейской книги Екклезиаста, которую я тогда часто перечитывал. «И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все — суета и томление духа! И возненавидел я весь труд мой, которым трудился под солнцем. Ибо что будет иметь человек от всего труда своего и заботы сердца своего, что трудится он под солнцем? Потому что все дни его — скорби, и его труды — беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя».

Время искать...

Выйти из этого тяжелейшего психологического кризиса мне помог, как и во многих других случаях, сам баскетбол, моя игра. И, пожалуй, человек, которому я должен быть особо благодарен в той ситуации, — это Владимир Петрович Кондрашин. Выйдя из своего собственного душевного кризиса, он сумел помочь мне пережить мой. В процессе подготовки к чемпионату мира, видя явное ухудшение моих игровых кондиций, он не отчислил меня из сборной, а предложил щадящий вариант тренировок и включил в заветный состав 12, хотя это был первый за мою спортивную карьеру случай, когда места в составе я был, по большому счету, действительно недостоин.

Кондрашин сумел преодолеть коллапс 73-го и сбалансировать состав команды, заполучив в свое распоряжение реабилитированного Александра Белова. Возвращение не могло не воодушевить как тренера, так и самого Александра, признанного по итогам чемпионата его лучшим игроком. Кондрашин сохранил в команде лучших из ее прошлогодних новобранцев (Ю. Павлова и В. Милосердова) и добавил нескольких новичков (А. Харченкова, А. Большакова, А. Сальникова, В. Жигилия). Основу сборной составляли ее ветераны — Паулаускас, Едешко, Болошев, Томсон.

В квалификации СССР сожрал Центрально-Африканскую Республику 140:48, с несколько большим трудом прошел Бразилию и Мексику. В финальном турнире мы обыграли испанцев, кубинцев, пуэрториканцев и канадцев. В нашу пользу, опять-таки как в 67-м, сложилась «закрутка» в финальной стадии: мы проиграли югославам 79:82, но обыграли США 105:94, которые, в свою очередь, победили наших обидчиков 91:88.

В итоге судьба мирового первенства решилась разницей набранных очков в играх трех лидеров между собой, и эта разница позволила нам стать первыми. Видимо, Бог опять был на стороне русских и в особенности Кондрашина. В следующем году феноменальной победой его «Спартака» в чемпионате СССР было суждено завершить определенный для него судьбой замечательный комплект — по одной победе в стране, Европе, мире и на Олимпиаде.