Читать книгу - "Движение вверх - Сергей Белов"

Американцы бурно протестуют. Тренер Айба подходит к столику выяснять отношения. Но судьи под давлением Джонса уже приняли решение: три последние секунды будут переиграны. У нас снова появляется шанс.

Страсти понемногу успокоились. Команды возвращаются на площадку. Американцы, похоже, все равно не верят, что за оставшееся время можно что-то сделать. Они по-прежнему относятся к нам свысока, считая весь ход финального матча недоразумением, а свою победу — естественным и закономерным развитием событий. Иначе и быть не могло. Они — лучшие. Вся эта свистопляска с двукратным возобновлением игры — не более чем европейские штучки, которые не способны повлиять на результат. Нужно просто перетерпеть это и — уже по полной — отпраздновать успех.

Это была их явная ошибка. Все дело в том, что сборная СССР не сдалась. Несмотря на неудачные предыдущие розыгрыши мяча, несмотря на отсутствие стройной организации в эти последние мгновения, мы по-прежнему хотим победить. Видимо, эта мощная энергетика и оправдывает нас. Нелогичная, сумасшедшая, непонятная нормальному человеку с Запада. Она сродни той, что была у наших отцов под Сталинградом.

Сенсация

Мы снова расставляемся по площадке. На лицевой — Ваня Едешко, он будет вводить мяч. Перед ним Том Макмиллен, пытающийся помешать нашему разыгрывающему. Впереди, под щитом американцев, в окружении двух опекунов — Джойса и Форбса — Сашка Белов, на него пойдет передача. Я, Жар и Модя — посередине, оттягивая на себя игроков команды соперника.

Не исключаю, что идея прямого паса через всю площадку возникла у Ивана спонтанно. Возможно, он не верил до конца, что А. Белов может настолько удачно открыться под чужим щитом, чтобы принять такую сложную передачу. Но Сашка делает это, выполняя нехитрый финт — рванув вверх, к центральной линии, а затем — назад, вниз. Все это время скамейка сборной Союза орала Ване: «Сашку! Сашку смотри!»

И он увидел. И отдал тот уникальный по точности и силе пас, который позволил Сашке в окружении двух повалившихся навзничь американцев принять мяч под кольцом соперника и сохранить все оставшиеся три секунды лишь на то, чтобы спокойно, как на тренировке, положить мяч в кольцо. И Сашка сделал это — именно как на тренировке, причем не в сборной СССР, а в детско-юношеской спортивной школе. Осторожно, даже робко, двумя руками от щита. Одновременно с падением мяча в корзину зазвучала — теперь уже точно в последний раз — сирена об окончании матча. 51:50. Мы победили!

В момент «золотого» броска я, страхуя Сашку, выпрыгивал на щит, чтобы при необходимости подправить мяч в кольцо. Это было моим последним действием на площадке в том матче — подбор не потребовался. Все было кончено.

Опустившись на паркет после прыжка, я развернулся и кратчайшим путем пошел через площадку к нашей скамейке. В зале и на поле творилось что-то невообразимое. Рев трибун, объявления диктора, ликование сборной СССР, яростная полемика с судьями американцев — все слилось воедино. Я не побежал ликовать вместе с ребятами, устроившими кучу-малу, у меня просто не хватило бы на это сил. Я только обнял попавшегося мне по дороге Башкина. Запомнил, что его спортивная куртка была насквозь мокрой, как будто это он отыграл этот страшный олимпийский финал.

Я сел на трибуну за скамейкой сборной СССР и просто сидел, ничего не замечая вокруг себя и ничего не ощущая. Все опять исчезло, вокруг меня была полная пустота. Меня сотрясали сухие рыдания. Все, к чему я стремился, к чему я шел всю жизнь годами тренировок, игр, турниров, скандалов с тренерами и партнерами, — осуществилось. Осуществилось совершенно невероятным образом, после того как мы сначала сделали все сверхпрофессионально, потом надломились и совершили несколько чудовищных ошибок, которыми перечеркнули все свои усилия. И уже когда по всей логике игры в баскетбол у нас не было ни малейшего шанса на успех, — необъяснимо, мистически, но мы выиграли. Это была иррациональная победа, дарованная нам Богом. за что? У каждого — свой ответ на этот вопрос.

Не знаю, сколько времени я провел в этой прострации. Лишь начав выходить из нее, я заметил, что рядом со мной на трибуне стоит Генка Вольнов и отгоняет от меня болельщиков. Старый баскетбольный волк, наживший на площадке железные зубы и седую бороду, сумевший помочь команде и на своей последней Олимпиаде, — он знал, что для меня значила эта игра, и какова цена такой победы.

Неопределенность

Успех сборной СССР был выдающимся, невероятным. Скажу еще раз — при всей мощи «Красной Машины», при всей ее нацеленности на золото практически никто не верил, что американцы действительно могут быть побеждены. Думаю, большинство наших игроков, хотя и отдали все для победы, тоже до конца не верили в успех. Впечатления от победы оказались особенно сильными после начисто проигранных последних минут игры и сумасшедшей развязки противостояния. Не удивительно, что мои товарищи, впервые в истории своей страны ставшие олимпийскими чемпионами, на этот раз забыли о сдержанности и ликовали без удержу.

Все это время у судейского столика шло бурное выяснение отношений. К нам американцы не подходили — мы по-прежнему как будто не существовали для них. Но судей они буквально взяли в осаду.

Понять наших соперников было можно — несколько минут назад они таким же ликованием встретили ошибочно прозвучавшую финальную сирену, но их радость оказалась преждевременной. Но нужно было знать американцев — они не намеревались ограничиваться скандалом с судьями. Свои интересы они привыкли отстаивать очень квалифицированно, жестко и зло. Особенную ярость они испытывали от того, что поражение от нас в финале Олимпиады было не просто первым поражением в их олимпийской истории. Оно нанесло тяжелейший удар по их самолюбию, амбициям, национальной идеологии.

Одним словом, когда отшумела первая волна восторгов от нашей победы и баскетболисты СССР, все еще пребывая в эйфории, потянулись в подтрибунные помещения, было уже известно, что Штаты подали официальный протест. Теперь судьбу олимпийского золота предстояло решать спортивным администраторам и юристам.

В раздевалке советской сборной царила необычная атмосфера. С одной стороны, продолжалось ликование по поводу одержанной победы. С другой — оно уже было омрачено возникшей опасностью отмены результата матча и переигровки. Хотя мы и были полностью уверены в своей правоте, каких-то нюансов до их подробного разбора мы могли не знать. Наконец, уже не только у меня, но и у всех участников этого невероятного матча, похоже, начался «отходняк» от него. По мере развития событий две последние составляющие этого коктейля становились все более преобладающими. Эйфория постепенно заменялась подавленностью.

Есть знаменитая подборка фотографий Ю. Роста, сделанных им в раздевалке сборной после мюнхенского финала. В ней запечатлены игроки сборной Союза в ожидании решения по поводу результата матча. По этим фотографиям, зафиксировавшим целую палитру чувств спортсменов, можно составить отдаленное представление о том, что мы переживали в тот момент. Кстати, как Рост оказался в раздевалке, никому не ведомо, но камерой он щелкал довольно бойко, подходя по очереди к каждому из игроков. Должен признаться, что когда фотокорреспондент добрался до меня, я его довольно грубо послал.