Читать книгу - "Шесть дней в Бомбее - Алка Джоши"

получит финансовую независимость, которой не получила бы в браке. Я не собиралась осуждать ее выбор. Она поступила так, как было лучше для семьи.

– Я на днях зайду ее навестить, когда буду проходить мимо, аччха, – заверила я Аниша.

Он улыбнулся, и мне подмигнула ямочка с его левой щеки. Потом он поставил молочные бутылки под дверь Фатимы и побежал вниз по лестнице.

Фатима открыла, и я пожелала ей доброго утра.

– Как в больнице? – спросила она с улыбкой. – Ты так поздно приходишь с работы, джи.

– Это потому, что я поздно начинаю, – рассмеялась я. И шепотом добавила: – Ты сама поздно ложишься, джи.

Захихикав, она заговорщицки вскинула плечи, потом подобрала бутылки и закрыла дверь. Я не сомневалась, что она станет матерью задолго до того, как ей исполнится двадцать три.

Глава 2

Следующим вечером, заступив на смену, я первым делом пошла менять постельное белье Мире. Войдя в палату, увидела доктора Мишру, который пальпировал пациентке брюшную полость. Мира морщилась и тяжело дышала.

– Сестра, можете помочь? – спросил доктор, заметив меня.

– Конечно. – Я отложила стопку белья на единственный стул.

Мира же, взглянув на меня, выдохнула:

– Сона, пожалуйста!..

И протянула мне руку. Кажется, она была сильно напугана. Лоб блестел от пота. Я сжала ее пальцы.

– Вот тут. – Врач опустил мою свободную руку на живот Миры ниже пупка.

Удивленная тем, что он попросил меня сделать то, что сестрам обычно не поручали, а еще больше тем, что он взял меня за руку, я легко надавила Мире на живот.

Она так вскрикнула, что у меня что-то оборвалось в желудке. Я едва сдержалась, чтобы не поморщиться. Доктор вручил мне стетоскоп. Он стоял так близко, что я слышала его дыхание и чувствовала запах лосьона после бритья. Я приложила головку стетоскопа к животу Миры и постаралась придать лицу нейтральное выражение, чтобы не напугать ее. Потом отдала стетоскоп Мишре и, глядя ему в глаза, едва заметно кивнула, словно говоря: «Да, я тоже это слышу». В животе у Миры булькало, а это указывало на воспаление. Доктор глубоко вздохнул.

– Что там? – спросила Мира, переводя взгляд с меня на него.

– Вероятнее всего, ничего. – Доктор Мишра обнадеживающе улыбнулся. – Вы попали к нам на раннем сроке беременности, и ваш организм еще не справился с последствиями выкидыша. Мы поговорим с хирургом, доктором Холбруком. Иногда после выкидыша остается опухоль, возможно, именно поэтому вам все еще больно.

Я обратила внимание, что, разговаривая с пациентами, доктор переставал стесняться.

Мира перевела дыхание и кивнула.

– Через пару часов хирург вернется, и мы более тщательно вас обследуем. – Мишра похлопал ее по плечу. – Пока отдыхайте.

Он что-то записал в карточке, быстро глянул на меня, благодаря за помощь, и вышел.

– Мисс Новак, сделайте глубокий вдох. Я переверну вас на бок.

Мира вскрикнула, когда я стала переворачивать ее. Ясное дело, швы. Хирург подштопал ее снаружи, но ее еще нужно было вылечить изнутри. Я аккуратно сняла с женщины халат, стащила вымокшее от крови белье и влажные менструальные салфетки, а потом бросила все это в спрятанный под кроватью контейнер. Взяв медицинский спирт и маленькое полотенце, я стала, едва касаясь, растирать ее тело, потом переодела, вложила чистые салфетки и запахнула на ней новый халат. Затем я перекатила пациентку на край кровати, чтобы поменять постельное белье. Она поморщилась и схватила меня за руку.

– Это мама открыла Паоло, на биеннале в Венеции в 1924 году, – продолжила она рассказывать с того же места, где мы остановились сутки назад. – И сразу же в него влюбилась! Поехала за ним во Флоренцию и меня потащила за собой. И увидев его, я поняла ее. Он так прекрасен! – Мира вздохнула. – Неудивительно, что мама влюбилась. А я, наверное, именно поэтому и не могла. Она такой бардак из своих отношений устраивала. Истерики, обмороки, скандалы. Отец старался держаться от нее подальше, когда она была innamorata.

Высвободив руку, я продолжила перестилать постель. У мамы Миры были романы на стороне, и она не скрывала их от мужа? И что же он думал о ее увлечениях? Или у него собственные имелись? Я слышала, что такое бывало у наших бомбейских кинозвезд, иногда и богатые пары подобным не брезговали.

– В детстве, – продолжила Мира, – папа постоянно меня фотографировал. Переодевал в разные костюмы. Маме это не нравилось. Когда я начала рисовать, она велела ему прекратить морочить мне голову и сама взялась за дело. Только тут я почувствовала, что меня заметили. Мама хвасталась мной. Словно премией, которую получила на мела… Мне так долго ее не хватало, но… почему я должна была начать рисовать, чтобы она наконец обратила на меня внимание?

Я помогла Мире снова перевернуться на спину, из ее глаз к вискам катились слезы. Я промокнула их чистой салфеткой. И задумалась, от боли она плачет или от нахлынувших воспоминаний.

– Конечно, у отца были свои увлечения. – Мира шмыгнула носом. Она прыгала с одной темы на другую так же быстро, как дятел скачет по кокосовой пальме. – Вы знали, что он тут в Бомбее строит синагогу? Нужно много денег собрать. А ему это хорошо удается.

Отойдя к угловой раковине помыть руки, я вспомнила, что читала о евреях, которые, как и отец Миры, осели в Бомбее. В Индии им оказалось безопаснее, чем самим индийцам, которые жили здесь уже шестьдесят пять тысячелетий.

– Его ужасно захватил этот проект, – рассказывала Мира. – Он наверняка даже не знает, что я в больнице.

Я вскинула брови. Неужели ее отец так занят строительством синагоги, что не может выкроить время и навестить в больнице единственную дочь, потерявшую его единственного внука? Создавалось ощущение, что он не приходит к ней нарочно. Какая жестокость! Снова накатили мысли о моем собственном отце.

Захотелось поскорее вдохнуть свежего воздуха. Я открыла окно и высунулась на улицу. Аромат цветущей внизу баухинии сначала робко просочился в палату, но вскоре, осмелев, решил обосноваться тут на всю ночь. Было слышно, как скорбно ухают совы, а ночные животные отправляются на охоту за ужином.

– Похоже на музыку, правда? – спросила у меня за спиной Мира. – Ночную музыку.

Я хотела поспешно закрыть окно, но она меня остановила. И протянула руку, чтобы я сжала ее пальцы. Я уже привыкла к тому, что она постоянно просила держать ее за руку.

– Eine Kleine Nachtmusik, – добавила она. – Мелодия кокетства. Ночная, особенная… Так и видишь, как животные поют друг другу серенады. Олени в лесу. Мотыльки, порхающие у источника света. Полевки. – Мира принялась, напевая, раскачивать наши сцепленные руки. И