Читать книгу - "Девушки на выданье. Бал дебютанток - Вероника Богданова"

Портрет Петра Чаадаева.

А. Козина. 1840-е гг.

Петр Яковлевич Чаадаев (1794–1856 гг.) – русский философ и публицист, объявленный правительством сумасшедшим за свои сочинения, в которых резко критиковал действительность русской жизни. Его труды были запрещены к публикации в имперской России

13 мая.

В Москве я оставила за собой весну и привезла оттуда императрице целый ящик ландышей и сирени. В Царском я застала почти зиму, ледяной воздух, дожди и снег…

14 мая.

Из Кронштадта видели 13 английских судов, государь ездил их смотреть, но они уже удалились.

15 мая.

Телеграфное известие о сражении между передовыми частями, в котором мы потеряли две тысячи пятьсот человек. Неприятель, впрочем, был отбит с потерями.

17 мая.

Получено известие о взятии Керчи неприятелем, что отрезывает наше войско от главной линии снабжения.

18 мая.

Панихида по истечении 3 месяцев со дня смерти императора Николая. Я сопровождала императрицу в город и в крепость. Ее брат, принц Александр, уехал сегодня за границу.

19 мая.

Сегодня шел сильный снег, и бедные свежераспустившиеся листья погибли. Служили молебен по случаю отъезда королевы Ольги^[204], которая возвращается в Штутгарт. Я была удивлена по этому случаю большой чувствительностью наших фрейлин и даже некоторых адъютантов, которые плакали носом и вздыхали из глубины пяток, по меткому и справедливому выражению Сен-Симона, хотя никак нельзя было отдать себе отчета в том, как они могли мотивировать перед собственным рассудком это излишнее проявление чувствительности. Ведь, говоря поистине, присутствие великой княгини Ольги совершенно не влияло на приятность их жизни, и с ее отъездом они теряют только возможность видеть очень красивую принцессу, которая иногда, проходя мимо, милостиво кивала им головой или обращалась к ним с несколькими любезными, ничего не значащими словами. Мое сердце еще очень плохо дрессировано в смысле официальной чувствительности и не умеет еще отвечать созвучием всем августейшим радостям и горестям. Ремесло придворных вовсе не так легко, как это думают, и, чтобы его хорошо выполнять, нужен талант, которым не все обладают. Нужно уметь найти исходную точку опоры, чтобы с охотой, добровольно и с достоинством играть роль друга и холопа, чтобы легко и весело переходить из гостиной в лакейскую, всегда быть готовым выслушивать самые интимные поверенности владыки и носить за ним его пальто и калоши. К придворному применимы слова, обращенные Паскалем к человеку вообще: «Если ты возвысишься, я тебя унижу; если ты унизишься, я тебя возвышу. Я хочу, чтобы ты понял, что ты – непонятное чудовище». Государи вообще любят быть объектами любви, любят поклонение, с чрезмерной наивностью верят в тот культ, который они внушают. Поэтому их доверие легче приобрести лестью, притворной привязанностью, чем привязанностью подлинной, которая, исходя из искреннего чувства, отличается присущими этому чувству требовательностью и чувствительностью к невниманию. Искреннее чувство легко может показаться им неудобным; оно внушает им недоверие, тогда как чувства неискренние и официальные легко идут на всякого рода уступки и снисхождения. Вот размышления, к которым приводит меня окружающий меня мир, и я, кажется, никогда не сумею применить к нему свое нравственное существо. Мною часто бывают недовольны за мое дурное настроение, но если бы знали, сколько под этим я испытываю страданий и внутренней борьбы: все мое существо испытывает отвращение к среде, в которой я принуждена жить, и возмущается против нее.

Английские суда опять появились перед Кронштадтом. Государь ездил туда. Великий князь Константин ожидает десанта…

2 июня. Царское.

Государь объявил сегодня с явным удовлетворением, что английский флот отошел от Кронштадта. Из Севастополя приходят дурные вести. 26-го союзники захватили три наших траншеи^[205]. Уверяют, что они потеряли при этом 4000 человек на 2500, которых потеряли мы. Но дело в том, что теперь они уже одной ногой в крепости, что Пелиссье – человек с головой и знает, чего он хочет и куда он идет, и что за 9 месяцев, как продолжается осада, несмотря на чудеса храбрости со стороны солдат, мы не видим в поступках начальников ничего, кроме колебаний и действий ощупью.

Я только что прочла статью Погодина о восточном вопросе. Вот человек, у которого есть определенный политический идеал и вера в этот идеал. Как жаль, что он не может передать его тем, кто стоит у нас во главе государственных дел.

Петергоф. 5 июня.

Двор сегодня переехал в Петергоф. Это место мне исключительно антипатично. Здесь играют в буржуазную и деревенскую жизнь. Император, императрица и другие члены семьи живут в различных фермах, коттеджах, шале, во всякого рода павильонах, разбросанных в парке Александрии, где все эти великие мира предаются иллюзии жить, как простые смертные. Когда идет дождь – что в Петергофе обычно, – у императрицы в спальне появляются лягушки, так как эта комната на одном уровне с болотистой почвой, прикрытой роскошными цветниками, разведенными здесь с огромными затратами. Сырость такова, что в ее комодах и шкафах растут грибы, а она целое лето страдает от воспалений и ревматизма. Если во время каникул наступает жара, то комнаты детей, очень низкие и находящиеся в верхнем этаже, непосредственно под железной крышей, выкрашенной наподобие соломенной крыши, напоминают чердаки венецианских «piombi»^[206], и бедные дети задыхаются, а дворцы, прекрасно выстроенные и с массой воздуха, в которых можно было бы найти защиту от сырости и от зноя, пустуют в то самое время года, когда представляли бы более всего удобств. Что касается нас, лиц свиты, мы помещаемся в целом ряде картонных домиков, называемых Готическими и Кавалерскими домами, где нас то сжигает солнце, то разъедает сырость, но более всего – пыль от шоссе, проходящего под окнами этих домов, являющегося главной артерией, по которой идет непрерывное движение в густоте толп людей, съезжающихся в Петергоф во время пребывания там двора. Толчея взад и вперед ни на минуту не прекращается ни днем ни ночью, непрерывно мелькает бесконечный калейдоскоп фельдъегерей в телегах, ездовых верхом, служебных фургонов, адъютантов в пролетках, придворных в колясках, публики, катающейся в кабриолетах и шарабанах, во весь опор мчащихся взад и вперед, поднимающих облака пыли, которая врывается через все окна и вихрем крутится в сквозняках, беспрерывно дующих сквозь эти прямоугольные сквозные постройки с их бесчисленным количеством окон и дверей.