Читать книгу - "Ежов. Биография - Алексей Павлюков"

Если судьбу граждан с неблагополучным социальным или уголовным прошлым решали на местах три человека (начальник управления НКВД, прокурор и партийный секретарь), то для репрессирования лиц с «плохой» национальностью хватало, по мнению Сталина, и первых двух. Так в дополнение к пресловутым «тройкам» появились и гораздо менее известные «двойки». Это была вполне уместная предосторожность — при том размахе беззакония, который можно было ожидать от операций по национальным линиям, лишние участники и свидетели были совершенно ни к чему.

Из-за столь узкого состава «двойки», в отличие от «троек», не имели судебных функций и могли лишь рекомендовать ту или иную меру пресечения, а окончательное решение должно было приниматься в Москве Комиссией наркома внутренних дел и Прокурора СССР, а проще говоря, Ежовым и Вышинским. Сами они, конечно, не имели возможности разбираться с присылаемыми из регионов материалами. Этим занимались работники центрального аппарата НКВД, а Ежов с Вышинским или их заместители лишь подписывали итоговые протоколы.

Еще одно отличие от операции в рамках приказа № 00447 заключалось в отсутствии определенных квот на репрессирование. Право решать, сколько людей следует расстрелять, а сколько отправить в лагеря и тюрьмы, было в этом случае предоставлено чекистам на местах, которые, понимая, чего от них хотят, и стремясь оправдать ожидания руководства, стали, естественно, действовать по принципу «чем больше, тем лучше». Это касалось как общей численности репрессируемых, так и доли осужденных по первой категории. (Если на «тройках», рассматривавших дела арестованных по приказу № 00447, к расстрелу было приговорено 49,3 % всех подследственных, то на «двойках» этот показатель был доведен уже до 73,7 %).

Разобравшись с немецкими и польскими шпионами, Сталин обратил свой взор на Дальний Восток, где тоже было не все благополучно. В связи с начавшейся в июле 1937 года японской интервенцией в Китае, военно-политическая обстановка в регионе становилась все более напряженной, и пора было принимать меры, гарантирующие режим от разного рода неожиданностей. Наряду с укреплением советских позиций в Монголии (о чем пойдет речь в одной из следующих глав), Сталин решил нанести удар по потенциальной японской агентуре в СССР, к которой, по его мнению, относились проживающие на Дальнем Востоке корейцы и так называемые «харбинцы», то есть бывшие служащие принадлежавшей Советскому Союзу Китайско-Восточной железной дороги, которые после ее продажи в 1935 г. Японии переехали в СССР^[75].

Что касается корейцев, то в стране их насчитывалось около двухсот тысяч человек, и проживали они в основном на территории Дальневосточного края (ДВК), граничащего с находящимися под японской оккупацией Кореей и Маньчжурией. Компактное их размещение в районе потенциального военного конфликта и навело, вероятно, на мысль использовать в данном случае такую своеобразную форму репрессий, как массовое выселение по национальному признаку.

21 августа 1937 г. ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР принимают совместное постановление «О корейцах», в котором «в целях пресечения проникновения японского шпионажа в Дальневосточный край» региональному управлению НКВД предписывалось немедленно приступить к выселению из пограничных районов корейского населения, которое предлагалось перевезти в малонаселенные районы Казахстана и Узбекистана. Операцию приказано было начать немедленно и завершить не позднее 1 января следующего года.

Понимая, что разместить на новом месте такое огромное количество людей будет нелегко, Сталин дал указание не чинить препятствий тем корейцам, которые, не желая переезжать, захотят перейти границу и попасть в Корею или Маньчжурию. Управлению НКВД по ДВК было предложено допустить упрощенный переход границы соответствующими лицами, правда, на местах такие намерения зачастую рассматривались как враждебные, и для многих корейцев их попытка покинуть СССР закончилась ГУЛАГом.

Немедленное начало эвакуации, о котором шла речь в постановлении ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР, местным властям удалось немного оттянуть, иначе погиб бы весь урожай риса на обширных плантациях, так что первые эшелоны с корейцами отправились в путь лишь 9 сентября, когда основная часть урожая была уже собрана и сдана на заготовительные пункты.

23 сентября 1937 г. Политбюро ЦК ВКП(б) принимает еще одно решение, теперь уже о поголовном выселении корейцев со всех без исключения территорий Дальневосточного края, включая и глубинные, не пограничные районы.

Спустя несколько дней Ежов направил начальнику Управления НКВД по ДВК Г. С. Люшкову телеграмму, в которой указал, что по оперативным соображениям выселение корейцев желательно завершить не к концу октября, как это предписывалось последним решением Политбюро, а к середине месяца. Люшков обещал управиться, и, хотя сделать это к середине октября не удалось, к концу месяца работа была завершена. 29 октября Ежов доложил Сталину и Молотову, что ответственное правительственное задание выполнено и что к 25 октября выселение корейцев практически завершено: 36 442 семьи, или 171 781 человек, уже вывезены, и до 1 ноября к новому месту жительства будут отправлены последние 700 человек.

Одновременно с решением корейского вопроса решалась и судьба «харбинцев». Большинство переехавших в СССР бывших служащих Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) жили в Маньчжурии еще с дореволюционных времен или вообще родились там. Работая на принадлежавшей сначала России, а затем СССР дороге, они получили советское гражданство, их дети учились в советских школах, созданных при КВЖД, и, когда в 1935 году дорога была продана японцам, решение переехать в СССР было для них вполне естественным.

Хотя «харбинцы» принадлежали к коренной нации, они долго жили за границей, к тому же на территории, находящейся в последние годы под японским контролем, поэтому решено было применить к ним ту же упрощенную процедуру репрессирования, которая была разработана для «национальных контингентов». В своем приказе по НКВД № 00593, изданном 20 сентября 1937 г., Ежов утверждал, что среди приехавших в СССР «харбинцев» подавляющее большинство составляют бывшие белые офицеры, бывшие царские полицейские и жандармы, участники различных эмигрантских шпионско-фашистских организаций и т. д., направленные в Советский Союз японской разведкой для террористической, диверсионной и разведывательной деятельности. 1 октября приказано было начать широкую операцию по обезвреживанию всех этих японских агентов, завершив ее не позднее 25 декабря 1937 года.

Аресту подлежали «харбинцы», изобличенные или подозреваемые в терроризме, шпионаже и вредительстве, а также еще двенадцать категорий, пока еще не изобличенных и даже не подозреваемых, но все равно явных врагов советской власти. Сюда относились, в частности, те, кто имел в прошлом китайское гражданство, служил в иностранных кампаниях, владельцы или совладельцы каких-либо предприятий (ресторанов, гаражей и т. п.), участники «контрреволюционных сектантских группировок», а кроме того, члены эмигрантских фашистских организаций, бывшие служащие китайской полиции и армии, контрабандисты, торговцы опиумом и др.