Читать книгу - "Симон Визенталь. Жизнь и легенды - Том Сегев"

Дело в том, что жители дома (многие из них были рядовыми гражданами и среди них было несколько евреев) начали получать письма с угрозами. Они пожаловались на это владельцам, а те, в свою очередь, потребовали, чтобы Визенталь съехал. «Квартира в жилом здании, – заявили они, – не должна использоваться для деятельности, которая может повлечь за собой террористический акт. Господин Визенталь должен работать в офисном здании, где опасность, что из-за него пострадают целые семьи, будет меньше».

Визенталю пришлось искать новое помещение. Это было непросто, и он нуждался в поддержке. Помощь пришла от представителя семейства подрядчиков Негрелли, чьи предки принимали участие в прокладке Суэцкого канала. К счастью, переезжать пришлось недалеко: офисное здание в переулке Зальцтор находилось недалеко от площади Рудольфа. Визенталь часто говорил, что это здание построено на месте, где раньше находилось гестапо, и это было близко к истине.

Как у него самого, так и у его помощников сложилось ощущение, что все надо начинать заново.

По этому случаю Визенталь нанял новую секретаршу.

Роза-Мария Аустраат пришла по объявлению, опубликованному Визенталем в газете. Он расспросил ее о прошлом, и она рассказала, что была замужем, имела троих детей и нуждалась в работе, так как ее муж разорился и в результате последовавших за этим финансовых осложнений попал в тюрьму. Визенталь спросил ее, была ли она в этом замешана, и поверил, когда та ответила отрицательно. Также он спросил, не боится ли она работать в еврейском учреждении.

Она рассказала ему о своем отце. Он стал членом нацистской партии, когда та еще была вне закона, но сделал это, по ее словам, не потому, что разделял нацистскую идеологию, а полагая, что Австрия должна присоединиться к Германии. Во время войны он воевал в Норвегии, но в военных преступлениях замешан не был.

Когда Роза-Мария училась в школе – в то время она жила в федеральной земле Каринтия, – их класс повезли на экскурсию в Вену, и они побывали в том числе на выставке, посвященной Освенциму. Это оказало сильное влияние на формирование ее личности: именно тогда она отчетливо поняла, где пролегает граница между добром и злом. Она хорошо знала, кто такой Визенталь, и, когда он взял ее на работу, была очень взволнована. Она хранила верность Визенталю до конца его дней и очень его любила.

Роза-Мария была с ним на «вы», обращалась к нему «босс» или «господин инженер», но за спиной ласково называла «босси». Он же обращалася к ней по имени и был с ней на «ты», как если бы она была маленькой девочкой. Иногда она приносила домашнее печенье или пирог, подстригала ему волосы или смазывала мазью больную ногу. Визенталь в ней нуждался.

«Уже давно я не был занят так, как сейчас, – писал он своему знакомому летом 1975 года. – Казалось бы, со временем работы должно становиться меньше – но нет: ее становится все больше и больше».

Примерно в это же время он попал в неприятную – и странную – историю, которая привела к одному из самых больших кризисов в его жизни.

У Бруно Крайского был брат старше его на два года. Звали его Пауль. По словам Крайского, вскоре после рождения Пауль заболел полиомиелитом и, как следствие, стал отставать в умственном развитии. Однако по другой версии, Пауль пострадал в результате несчастного случая, получив удар железным ломом. Так или иначе, но он, пишет Крайский, был любимцем матери, ибо родители часто любят больных детей больше, чем здоровых.

После присоединения Австрии к Германии Пауль Крайский уехал в Палестину; он считал себя сионистом и поддерживал ревизионистское движение Жаботинского. В Израиле его называли «Шауль». Он завел семью, но со временем оказался в трудном положении. Один венский журнал опубликовал серию фотографий, на которых он был изображен среди каких-то тряпок и из которых явствовало, что брат австрийского канцлера живет в Иерусалиме в одиночестве, в нищенских условиях и зарабатывает на жизнь починкой одежды.

В своих воспоминаниях Бруно Крайский счел необходимым упомянуть о том, что у брата были «странности», часто причинявшие ему (Бруно Крайскому) большие неприятности, так как его политические противники неоднократно провоцировали брата делать всякого рода скандальные заявления, а в Израиле, по словам Крайского, были люди, его противникам помогавшие. Например, однажды, пишет он, они уговорили брата сыграть в фильме роль попрошайки, привели его к Стене Плача, велели просить милостыню и все это засняли. На самом же деле, пишет Крайский, я посылал брату щедрую денежную помощь. Позднее он также нанял для больного брата опекуна, израильского адвоката Ехезкеля Бейниша, и тот ежедневно о Пауле заботился.

Посол Патиш считал, что визит в Израиль помог Крайскому избавиться от страданий, которые причиняла ему история с братом. «Тот факт, что сын его брата служит офицером в израильской армии, наполняет его галутное[8]еврейское сердце гордостью, и он хвастается этим среди своих друзей», – докладывал Патиш и отмечал, что во время посещения мемориала «Яд-Вашем» австрийский канцлер попросил показать ему списки погибших родственников. Одним словом, делал вывод Патиш, у Крайского наблюдаются «определенные перемены к лучшему»: по-видимому, он «выздоравливает» и вступил в стадию «примирения».

Через несколько месяцев после этого Шауль Крайский исчез.

Что именно с Шаулем произошло, так и осталось невыясненным, но канцлер считал, что его брата похитила израильская служба безопасности и что за похищением стоял не кто иной, как Визенталь, хотевший заставить его брата сделать какое-нибудь неприятное для него, Крайского, заявление, дабы тот пошел Визенталю на уступки. Трудно сказать, на основании чего Крайский к этому выводу пришел, но он повторял это неоднократно. Самому Визенталю об этом рассказывали журналисты. Слышал это от Крайского – причем, судя по всему, не один раз – и сменивший Патиша на посту посла Авигдор Даган.

«Крайский, – испуганно докладывал он в октябре 1975 года, – позвонил мне домой и в процессе разговора, длившегося около двадцати минут, орал так, словно его охватило безумие». В своей телеграмме, помеченной грифом «срочно и совершенно секретно», Даган сообщал, что, по словам Крайского, его брат исчез уже больше месяца назад и, по-видимому, его держат в Голландии, где у Визенталя много друзей. При этом канцлер проклинал и оскорблял Визенталя в таких выражениях, которые посол счел необходимым привести по-немецки, назвал Визенталя «сволочью», приписал ему различные мерзкие поступки и заявил, что «на крест не пойдет» – в том смысле, что будет сражаться с Визенталем до конца. «Я чувствовал, – пишет Даган, – что канцлер уже на грани психического расстройства, и постарался закончить разговор как можно быстрее». Однако тот от него не отставал. «В какой-то момент, – сообщал Даган еще через несколько месяцев, – он снова разбушевался и начал опять, в уже знакомом нам тоне, говорить о Визентале и похищении брата». В связи с этим посол просил начальство проинформировать его о том, что произошло.