Читать книгу - "Русский Париж - Елена Крюкова"

Холодная, мрачная Дания. Я уеду отсюда. Муж зовет меня в Америку. Быть может, Америка — новая родина для изгнанных, несчастных.

Тихон и Гурий, мои сыновья, чтут память твою.

Я пишу много писем нашей родне, императорской семье в изгнании; но сегодня я пишу письмо тебе, и мне хорошо на душе. Ты ведь молишься там за нас всех? Молишься? И я за тебя, милый братик, помолюсь».

Ольга Александровна разогнула спину. На страницу падали капли. Она бессознательно стряхнула их и удивленно подумала: откуда дождь? Здесь, в комнате? Потолок протекает?

Прошло мгновенье, и другое, и третье, и Ольга поняла — это ее слезы.

Мышь скреблась в уголку.

* * *

Быстро, стремительно летает перо. Крючки, закорючки!

Губа закушена. Выхода другого нет, как написать. Воззвать! Умолить!

Россию распродадут. Россию пустят с молотка. Всем сейчас нужны деньги. Только деньги. Люди перестали видеть истинные сокровища. Россию раздерут на клочки, и каждый клочок, парчовый, златотканый, шелковый, льняной — в чужие, ледяные руки попадет.

За Россию запросят много, ох, очень много! Задорого Россию на торги выставят! Никто таких цен не видал еще ни в Париже, нигде!

Россия, милая, любимая, я… спасу тебя… погоди… я же уже… сейчас… вот только напишу… и отправлю пневматической почтой…

«Уважаемый месье Картуш!

Обращаюсь к Вам с великой просьбой. Не сочтите за труд дочитать мое письмо до конца.

Вы приобрели недавно на аукционе Друо два особняка покойной княгини Маргариты Федоровны Тарковской. Я поздравляю Вас с этим приобретением. Это воистину грандиозная покупка, ибо сокровища, находящиеся в купленных Вами особняках, не побоюсь этого слова, бесценны.

Княгиня Маргарита Федоровна, покидая Россию, увезла из России во Францию произведения величайших русских художников и скульпторов, резчиков по дереву и иконописцев; предметы русского быта, русскую утварь, изделия знаменитых русских ювелиров. Не будет преувеличением сказать — княгиня увезла с собою весь Русский Мир: тот, что могла, в силах была увезти.

В последние годы княгиня Тарковская дружила со мной; просила меня присматривать за ее коллекцией; я сделал опись находящихся в коллекции предметов — всех, начиная от живописных полотен и заканчивая книгами великих русских литераторов: это прижизненные издания Пушкина, Лермонтова, Льва Толстого, Федора Достоевского, Антона Чехова — с их дарственными надписями, а также с инскриптами других именитых русских людей. Более того: в распоряжении княгини Маргариты Федоровны находились три сундука с рукописями русских писателей! Она являлась душеприказчицей Василия Васильевича Розанова; она хранила неизданные рукописи Гаршина, Майкова, Фета.

Княгиня умерла — и ее дома пошли с молотка. Вы, возможно, не знаете о том, что незадолго до смерти княгиня была ограблена и лишилась большой части собранной ею коллекции.

Уважаемый месье Картуш! Я верю, Вы услышите мою горячую просьбу. Прошу Вас — не распродавайте ценности, доставшиеся Вам как обломок золотого айсберга, отколовшегося от сокровищницы России! Прошу Вас — возьмите меня смотрителем двух домов мадам Тарковской, что Вы так счастливо купили, месье!

Эти драгоценности так же принадлежат Франции, как и России. Сохраним их — во благо обеих стран! Наши с вами потомки, верю, скажут нам спасибо!

Простите за дерзость. Вы знаменитость, а я простой человек. Но я люблю Россию, хоть и чистокровный француз. Жду Вашего ответа! Пожалуйста, ответьте мне! Буду очень ждать!

Ваш Рауль Пера».

Бросил перо.

Тяжело дышал, как после бега. Щеки горели. Лоб пылал.

А что, если не ответит?!

Россию не разорвать на лоскутья. Ткань неба цела.

Небо не продашь, не купишь. Память не продашь. Вещь — всего лишь воспоминание о любви, о молитве, о смерти. Драгоценность не измеришь деньгами: только запахом старых духов, табачным дымом старой трубки, ожогом медного оклада, усаженного мутным жемчугом и ясными изумрудами, когда целуешь край золотого плаща Богородицы.

* * *

Дурацкая, детская привычка грызть перо.

Мало ему подзатрещин давали в школе.

Как он ненавидит школу. Любую школу. Школа в том виде, в каком она существует в Европе, — уродство, деградация. А в Германии?

Все деградировало. Все гниет изнутри — как при сифилисе; гниет снаружи — как при проказе. Уродство нынешнего мира неоспоримо. Надо все менять. Мир будет принадлежать сильной расе, что очистит его от гнили.

Он еще погрыз ручку и бросил на стол. Чернила разбрызгались. Черная кровь. Кровь.

Он боялся вида крови и одновременно хотел наблюдать текущую, льющуюся кровь. Необъяснимо. Мучительно.

Еще раз перечитал последний написанный фрагмент.

Губы шевелились, как бело-розовые полумертвые черви.

«Лишить дефективных людей возможности размножения и создания таким образом столь же дефективного потомства — справедливая мера. Это будет варварством по отношению к тем несчастным, которые стали жертвою неизлечимых болезней, но это будет благодеянием для всего остального населения и для будущих поколений. Преходящие страдания займут, может быть, одно столетие, зато потом нас будут благословлять за эти меры в течение тысячелетий».

Неплохо сказано. Из брюха нации надо вырезать опухоль гибели и извращения. Безжалостным ножом.

Кто тут сказал о жалости? Такого чувства нет.

Он почесал отросшие усы. Щетина, свиная щетина. Отдохнуть от книги. Написать письмо прелестной женщине. Она киноактриса, но хочет сама снимать кино. Глупышка! Какой из женщины режиссер? Кухня, церковь и детская — вот пространство женщины. Ей там чудесно. А, да, спальня еще, он и забыл.

Усмехнулся углом рта. Пододвинул к себе чистый лист.

«Дорогая Эва, приветствую вас. Как ваши успехи? Я в данный момент продолжаю писать свою книгу. Это будет великая книга. Я изложу в ней все методы нашей борьбы с проклятым коммунизмом и мировым еврейством. Эта книга явится прелюдией новой победоносной войны. Германия воспрянет, я заставлю ее поднять голову! Эва, как ваши дела в кинематографе? Я люблю смотреть фильм “Весенняя музыка”, где вы в главной роли. Это очень правильный, веселый и бодрый фильм. Такие кинокартины должны смотреть наши победоносные германские солдаты, когда пробьет час и им надо будет участвовать в театре военных действий на полях Европы. После того, как я завоюю Европу, я поведу германскую армию на Восток. Пройдя Россию, мы достигнем Тибета и Индии. Я пройду путем знаменитых завоевателей и принесу Третьему Рейху вечную несмываемую славу. Эва, мажетесь ли вы кремом, что я подарил вам перед новым годом? Если крем уже использован, скажите, я куплю вам новый. Эва, я хотел бы родить от вас детей. Вы здоровая и красивая немецкая женщина, а то, что вы снимаетесь в кино, придает вам очарование. У нас будет много здоровых и красивых детей, и наши дети явятся гордостью нации. Это я вам обещаю. Следите за фигурой, не поправляйтесь. Я люблю стройных и послушных женщин. Это моя шутка для вас.