Читать книгу - "Федюнинский - Сергей Михеенков"

«Ваша армия, Иван Иванович, выводится на главное направление…»

И снова судьба свела его с Рокоссовским. Но не сразу.

Дивизии перебрасывались по железной дороге в Польшу. Составы шли на юго-запад. Управление армии ехало в одном из головных составов. На прежнем месте дислокации осталась группа офицеров оперативного отдела для организации погрузки частей.

Выгрузку производили на станциях и полустанках близ Острува-Мазовецкого в 70–90 километрах от передовой. Решением Ставки армия вводилась в состав 2-го Белорусского фронта.

Фронтом командовал генерал-полковник Г. Ф. Захаров^[71]. Генерал Захаров — личность неоднозначная в истории Великой Отечественной войны. Он обладал многими качествами военачальника советской формации, но полководцем так и не стал. По свидетельствам офицеров и генералов, близко знавших его, был груб с подчиненными и безжалостен к солдатам и младшим офицерам, посылал войска в бессмысленные атаки под угрозой расстрела. Именно так было на Варшавском шоссе зимой 1942 года, когда заместитель командующего войсками Западного фронта генерал Захаров «проталкивал» через линию фронта, в район Вязьмы 1-й гвардейский кавалерийский корпус. Кавалерийские и стрелковые полки по приказу генерала Захарова лезли через контролируемое немецкими танками и мотопехотой шоссе под сплошным огнем, потеряв при этом личного состава больше, чем в любой из последующих наступательных операций. Именно тогда командир 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал П. А. Белов назвал генерала «бомбардировщиком», что на всю войну стало его прозвищем.

Через несколько дней после выгрузки 2-й ударной армии в районе Острув-Мазовецкий в штаб прибыл комфронта. Вот как рассказывал об этом визите генерал Федюнинский:

«Невысокого роста, страдающий излишней полнотой, он, зайдя ко мне, грузно опустился на стул.

— Хочу посмотреть одну из ваших дивизий. Кто тут у вас под рукой?

— Рядом располагается Девяностая стрелковая дивизия генерал-майора Лященко, — доложил я.

— Прикажите завтра в восемь часов построить весь личный состав, — распорядился командующий.

О генерал-полковнике Захарове я слышал много нелестного. Говорили, что он опытный генерал, но чрезмерно самолюбив, явно переоценивает свои знания и потому сковывает инициативу подчиненных. Рассказывали также, что он бывает порой грубым, не обладает необходимой выдержкой.

Однако после первой встречи с командующим мне показалось, что разговоры о его тяжелом характере мало похожи на истину.

На следующее утро полки 90-й Ропшинской Краснознаменной ордена Суворова дивизии построились четырехугольником по краям большой поляны. Генерал-полковник Захаров приехал точно в назначенное время, обошел части, приветливо поговорил с воинами и остался доволен.

Надо сказать, что дивизия была полнокровной, хорошо обученной. В полках имелось много участников боев под Ленинградом. Я всемерно добивался того, чтобы не только офицеры, но даже солдаты и сержанты после ранения возвращались в свои части, не разрешал без необходимости эвакуировать раненых дальше армейских госпиталей. За это мне иной раз попадало, но в дивизиях сохранялся костяк ветеранов, укреплялись боевые традиции. В 90-й дивизии тоже служило много ветеранов. Это с одобрением отметил командующий фронтом.

После осмотра командующий приказал собрать всех офицеров дивизии.

С трудом поднявшись на толстый пень, генерал обратился к собравшимся с небольшой речью. И только тогда, слушая Захарова, я понял, что разговоры о его недостатках не так далеки от истины. Ни с того ни с сего он вдруг завел такой разговор:

— Запомните, что вы прибыли не куда-нибудь, а на Второй Белорусский фронт. Я не позволю вам нарушать наши славные традиции, потребую точного выполнения всех моих приказаний…»

Офицеры переглядывались. В лицах было недоумение. С ними, командирами частей и подразделений дивизии, которая насмерть дралась под Ленинградом и Ропшей, которая громила эсэсовцев под Гостилицами, разговаривали не как с боевыми офицерами, не уронившими своей чести и оружия перед самым грозным врагом, а как с прибывшими в штрафной батальон. Они прибыли сюда с Ленинградского фронта, и этот фронт был не «куда-нибудь», а той самой силой, которая сняла блокаду с Ленинграда, которая погнала врага на запад, которая заставила Финляндию выйти из войны и разорвать союз с Гитлером.

«Бомбардировщик» покружил над их головами еще немного и удалился, оставив после себя копоть и воронки…

Писатель Владимир Успенский, знавший многих военачальников лично, писал о генерале Захарове: «Он так и остался “толкачом”, любой ценой обеспечивавшим выполнение замыслов вышестоящего командования. Сколько должностей сменил он за годы войны — не упомнить. Наверно, своеобразный генеральский рекорд поставлен в этом отношении. Был заместителем командующих на нескольких фронтах, начальником штаба фронта, направления, командовал одной, другой, третьей армией, в 1944 году ему на несколько месяцев доверили даже Второй Белорусский фронт. Из-за неуравновешенности, грубости, самодурства Захаров нигде долго не задерживался: взаимоотношения с подчиненными обострял до крайности, а военными успехами не блистал. Нелестно отзывались о Захарове все, кому доводилось служить с ним. Не переводятся, к глубокому сожалению, такие горе-руководители, которые способны только конфликтовать и разрушать. Беда от них. Но у Сталина и Жукова было особое мнение: они использовали “бомбардировщика” для достижения своих целей».