Читать книгу - "Екатерина Дашкова - Александр Воронцов-Дашков"

Общим чувством ненужности и постоянной готовностью к немедленной ссылке на север России был отмечен весь последний период жизни Дашковой с 1794 года до смерти в 1810-м. 28 июля 1794 года Завадовский писал Семену, что Дашкова планирует покинуть столицу: «Она недовольна; сам знаешь ее нрав, сколько трудно пребыть ей покойною в поступках и желаниях»^[644]. Не желая работать в атмосфере страха и стать жертвой развернутой императрицей кампании подавления неугодных и усиления цензуры, 5 августа 1794 года Дашкова подала прошение об отставке с руководящих постов в академиях и о двухлетнем освобождении от обязанностей фрейлины «для улучшения расшатанного здоровья и приведения дел в порядок» (192/180)^[645].

К прошению, в котором она писала Екатерине о своей самоотверженной службе, Дашкова приложила «Рапорт об экономическом положении Академии наук за 1783–1794 годы». В нем она подвела итоги одиннадцатилетнего управления главной российской научно-исследовательской организацией, дополнив их бухгалтерскими отчетами по книжной лавке, издательству, академической гимназии, строительным проектам и всем доходам, которые она «имела счастье сделать»^[646]. Согласно этим подсчетам, она смогла добавить в бюджет 526 188 рублей. Она отправила все документы государственному секретарю Дмитрию Трощинскому, сопроводив их письмом, выражавшим большую гордость тем, что завершила «Академический словарь», и желание остаться президентом Российской академии, хотя и не получала там никакого жалованья. На листе бумаги, прикрепленном к письму Дашковой, Трощинский отметил: «Указом от 12 августа 1794 года Екатерина удовлетворила просьбу княгини двухгодичного отпуска»^[647]. Дашковой более не нужно было появляться при дворе.

Екатерина сохранила Дашковой годичное жалованье в три тысячи рублей как бывшему директору Академии наук и назначила на ее место Павла Бакунина, троюродного брата Дашковой и двоюродного брата знаменитого анархиста Михаила Бакунина^[648]. Оплаченный отпуск являлся фактическим отстранением Дашковой от всех обязанностей в академии. Неизбежное расставание с Екатериной сильно ее опечалило — она не могла стереть из памяти давние дни, проведенные вместе. Она была тогда молода, романтична, а ее преданность — неизменна^[649]: «Я горячо любила ее еще в то время, когда она не была императрицей и когда я могла оказывать ей услуги более существенные, чем она мне; стало быть, мои чувства к ней были бескорыстны. Несмотря на то, что она не всегда относилась ко мне так, как ум и сердце ей подсказывали, я не переставала любить ее; мне доставляло удовольствие любоваться ею всякий раз, когда она давала к тому повод. Я ставила ее много выше всех самых прославленных государей, занимавших русский престол» (192/180–81).

В понедельник 14 августа 1794 года Дашкова явилась в академию в последний раз. Она вошла в конференц-зал, заняла свое место во главе стола и обратилась к тринадцати собравшимся академикам и адъюнктам. Она сказала им, что гордится тем, что служила академии почти двенадцать лет, поблагодарила их за поддержку и раздала копии своего официального прошения об отпуске. Затем она обняла каждого из присутствовавших академиков и адъюнктов, которые проводили ее до самого экипажа. Они выразили горячее пожелание видеть ее снова в академии в ближайшем будущем, но Дашкова уехала навсегда^[650]. Она подписала протокол этого последнего собрания почти два года спустя, 3 мая 1796 года^[651].

Никогда Дашкова не чувствовала себя такой одинокой, как во время сборов к отъезду в Москву и Троицкое. Она мечтала увидеть брата, который теперь жил в Москве и своем имении, но, перед тем как «полностью отойти от службы, от столичного шума» (190/178), она должна была заняться бесчисленными финансовыми и юридическими делами. Она приняла решение совершенно порвать со своей прежней беспокойной жизнью в столице и «жить на покое, ни о чем не думать и не заниматься ничем, кроме сельских дел» (190/179). Поэтому она продала свой дом за 50 тысяч рублей, написав брату, что потеряла на этом пять или шесть тысяч. Она уплатила долги дочери и 30 тысяч рублей, которые брала в банке на образование сына и зарубежное путешествие. Пообещав освободить свою бывшую собственность как можно скорее и не имея теперь жилья, она сняла на время дом В. И. Левашова. Она ожидала позволения брата переехать в бывший дом отца, унаследованный Александром^[652]. Возведенный в 1754 году Романом Воронцовым особняк был огромен и казался нереальным, напоминая ей об отце через десять с лишним лет после его смерти. Память о его отторжении и холодности только увеличивала ее одиночество и печаль: «Я казалась себе принцессой, зачарованной злым гением, который не давал мне вырваться из плена» (192 /180).