Читать книгу - "Меч и ятаган - Саймон Скэрроу"

— Боже, Боже мой, — вырвалось у Баррета сквозь стиснутые зубы. Ум заметался в западне, в тесном лабиринте обмана и предательства, в котором, получается, протекала вся жизнь, на протяжении которой его властно использовали. Томас поглядел на Марию, любящая и чуть уязвленная улыбка которой сменилась на тревожное волнение.

— В чем дело? Томас, скажи мне. Скажи немедленно.

— Ты это еще кому-нибудь показывала? Скажем, Оливеру?

— А что? — растерянно переспросила Мария.

— Мне надо знать. Он когда-нибудь видел этот медальон?

— Н-нет.

— А прознать о нем он как-нибудь мог?

Она покачала головой:

— Не думаю. Я держу его в секрете. Оливер — душевный человек, всегда был ко мне добр. Зачем ранить его напоминаниями о прошлом, о моей к тебе привязанности?

Когда Томас, закрыв, возвращал медальон, сердце ему сводил страх.

— Держи это в надежном месте и никому не показывай. Мне пора. Ухожу прямо сейчас. Постараюсь, если получится, заглянуть сегодня еще раз. Клянусь тебе.

Марию обуревало смятение.

— Но в чем дело? Что стряслось? Ты можешь мне толком объяснить? Томас, скажи сейчас же!

— Не могу, пока. Поверь мне. А главное, доверься.

Он встал, собираясь уходить, и, легонько стиснув ладонь Марии, поднес ее к губам, с прикрытыми глазами вдохнув аромат ее кожи так глубоко, словно выдыхать уже и не собирался. А затем выпустил руку и стремительно пошагал к воротам. Распахнул дверь, шагнул на улицу, но уже на выходе, закрывая, мельком обернулся. Мария стояла, непроизвольно скрестив на груди ладони; на лице ее была мука.

Томас быстрым шагом продвигался по улице. На повороте он свернул в проулок, что вел в обитель. Ум горел от мыслей о только что узнанном, и Томас шел, не замечая толком ничего вокруг. А потому и не заметил фигуры в конце улицы. Полускрытая тенью, она стояла в дверях хлебной лавки, якобы в очереди за лепешкой или милой иному европейцу ржаной краюхой. Какое-то время фигура пристально смотрела Томасу вслед, после чего направилась к воротам дома.

* * *

— Я теперь знаю, кто ты, — выдохнул Томас, прикрывая за собой дверь в келью своего оруженосца.

Ричард, который, сидя у стола, что-то писал, поднял голову. Он был до пояса раздет, и кожа его лоснилась от влажной духоты. Отложив перо, юноша перемазанной чернилами тряпицей неброско прикрыл несколько строк, набросанных мелковатым четким почерком.

— Вы о чем? — невозмутимо спросил он.

Томас вместо ответа прикрыл глаза — чего, собственно, и не требовалось, чтобы воссоздать в памяти портретный образ на медальоне, а уж тем более лицо Марии. На душе творилось что-то невообразимое, а главное, толком непонятно, что именно следовало сказать этому сидящему впереди юноше; тут дай-то Бог с самим собой разобраться. Кто же, в самом деле, этот молодой человек: его эсквайр, сын, шпион Уолсингема? Правда и то, и другое, и третье, но… как же теперь все это в себя вобрать и разместить в теперешнем, ином измерении? Просто голова кругом.

— Ричард… Рикардо… Я видел твой портрет в медальоне, присланном твоей матери.

— О чем вы? — нахмурился Ричард. — Моя мать? Что за вздор вы несете?

— Я знаю правду. Сейчас не время играть в игры. Тебе может грозить серьезнейшая опасность.

— Вот как? — насмешливо возвел бровь Ричард. — Опасность? Какая именно? И откуда ей взяться в городе, обложенном со всех сторон сарацинами?