Читать книгу - "Война за справедливость, или Мобилизационные основы социальной системы России - Владимир Макарцев"

С действительно «неполным правом» все обстоит еще сложнее, «оно ограничивается в пользовании, владении или распоряжении другими посторонними, также неполными на то же имущество правами».[509]Например, «владельцы дорог, чрез которые большие дороги пролегают, не должны препятствовать никаким образом проходу и проезду по оным» (ст. 434).

Или – «для подножного корма прогоняемого скота, владельцам дач, прилегающих к большой дороге, запрещается скашивать и вытравлять траву, растущую на пространстве мерной дороги» (ст. 435). Статья 453 разрешала проезд через частные угодья и рубку чужого леса в них, но только не на продажу, а для собственных нужд. То же самое относилось к бортничеству и собирательству. В целом можно сказать, что частное право ограничивалось там, где затрагивало общие нужды – строительство дорог, мостов, мельниц, заготовку дров или строительного материала и т. д.

Однако право частной собственности ограничивалось не только в интересах крестьян. Государство старалось ограничить его и в границах высшего сословия, сохраняя в этих целях институт родовых имений, которые нельзя было отчуждать помимо рода, потому что они не принадлежали частному лицу, они принадлежали семье или сословию.

Наиболее ярким выражением родовых имений были так называемые «заповедные имения». Статья 485 гласила: «заповедное имение признается собственностью не одного настоящего владельца, но всего рода, для коего оное учреждено».[510]Продавать, дарить или завещать его, а также размещенные на его территории фабрики, заводы, промыслы и другое недвижимое имущество, было запрещено. Оно передавалось только по наследству.

В отдельных случаях его можно было продать дальнему родственнику по «боковой линии». И хотя Энциклопедический словарь Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона отмечал, что заповедное имение «у нас совершенно искусственное учреждение, созданное в интересах поддержания дворянских родов, но почти совсем не привившееся к жизни»,[511]сам факт его существования говорит о наличии ограничений права частной собственности даже для высшего сословия.

В условиях тягот мировой войны государство все больше склонялось к пониманию самого себя как единого «заповедного имения». Так, законом от 2 февраля 1915 года оно легко отменило право частной собственности «в отношении землевладения и землепользования неприятельских выходцев», т. е. русских подданных – немцев, австрийцев и венгров в приграничных и прифронтовых областях, и даже немецких колонистов, проживавших в глубоком тылу, например, в Сибири.

Такое понимание права собственности и его реализация радикально отличались, скажем, от Кодекса Наполеона начала XIX века, по которому «собственность есть право пользоваться и распоряжаться вещами наиболее абсолютным образом».[512]Понятно, что в капиталистических странах Европы и Америки начала ХХ века частная собственность была едина, ее ничто не ограничивало (кроме судебных решений, конечно), там этого не могло быть просто по определению.

И это то, что отличает действительно капиталистическое общество от военно-сословного, в котором собственность – это часть права на социальную жизнь: в таком обществе не может быть капитализма в его классическом понимании, потому что собственность можно дать, а можно и забрать или ограничить. Соответственно, это ограничивает и свободу, т. е. ограничение прав собственности ведет к ограничению свободы, к ограничению гражданских прав в том смысле, который им придают на Западе.

Это не было только феодальным пережитком, как может показаться на первый взгляд, потому что отношения сословно ограниченной частной собственности были всеобщей правовой нормой, действующей на всей территории империи. Если в экономике феодальные «пережитки» охватывали 66,7 % экономических отношений, то в области права – 100 %.

Конечно, в Европе похожие правовые отношения давно ушли в прошлое. Как писал известный в начале ХХ века правовед В. И. Курдиновский, «некоторые из ограничений права собственности в юридическом распоряжении вещью были известны ранее в Западной Европе, но не встречаются в действующем законодательстве».[513]Для нас же они были реальностью, и в соответствии с этой реальностью выстраивались все социальные, гражданско-правовые и культурные отношения.

Именно этим правом широко пользовалось царское правительство «в целях борьбы с частной промышленностью» даже в условиях мира и вопреки известному высказыванию императора, увековеченному на картине И. Е. Репина «Прием волостных старшин Александром III» – «Всякая собственность, точно так же, как и ваша, должна быть неприкосновенна».[514]

Это, безусловно, было только благим пожеланием императора, потому что в России частная собственность никогда не была неприкосновенной или священной; до 1785 года она вообще была условной. А после – частно-сословной. Ее раздавала власть на определенных условиях в целях сохранения ее внутри сословных границ, внутри сословий.

Поскольку в ходе колоссальной по своим масштабам и бесцельной для России мировой войны вопрос о частной собственности сливался с вопросом о повышении социальной мобилизации, то частное право стало терять свой вес по сравнению с сословным. Частная собственность стала препятствием для «выжимать», но и выжить большинству населения при господстве частной собственности с ее свободными ценами становилось все труднее. В результате под давлением такого тяжкого социального факта как мировая война в этот действительно исторический момент обострился инстинкт самосохранения социума, который стремился найти выход из безнадежной ситуации.

Февральская сословно-анархическая революция в силу своей стихийности не могла предложить страдающему населению ничего лучше, как сломать не только старую политическую систему, но и старую правовую систему. А что взамен? Естественное право, похожее на анархию? Начитавшись иностранных книжек, современники называли это стихийное движение демократией. Но в сословном обществе демократия не может выйти за сословные границы, и не только потому, что эти границы защищает закон. А потому еще, что эти границы защищает и само общество – по традиции, в силу привычки, в силу сложившихся отношений. Ведь сословие, как гласит «Новейший философский словарь», это «понятие для обозначения социальных групп (общностей), главным отличительным признаком которых выступают фиксируемые в обычаях (выделено В. М.) и законах обязанности и права, передаваемые по наследству».